Утопия

Перепрыгнув через тело павшего щитоносца, Хаген устремился к королеве, по пути расправившись со вторым грифоном. Внутри доспехов уже становилось жарко. Пот стекал по его лбу. В передней части сцены, скрытые позади рампы, были установлены маленькие мониторы, показывавшие актеров так, как их видели зрители. Хаген приучился постоянно за ними следить. Хотя его роль продолжалась всего две минуты, среди дыма и вспышек лазеров легко потерять ориентацию.

Он шагнул вперед, встав перед королевой и повернув щит в сторону мага.

— Злодей! — крикнул он. — Во имя Господа, оставь свою алхимию!

Колдун снова зловеще расхохотался, собираясь с силами для очередного заклинания. Огни мигнули, сцена содрогнулась — опять включились сабвуферы. Актер бросил взгляд сквозь забрало на мониторы, удостоверившись, что стоит вполоборота к зрителям. Когда Мимантеус применит магию, луч лазера ударит в шлем рыцаря, а затем, отразившись от него, начнет дико плясать по сцене, вызывая новые взрывы. Асам герой упадет, раскинув руки, став жертвой жестокого архимага. Публике очень нравилась эта сцена, и Хаген хотел, чтобы в последний день у него все получилось как никогда лучше.

Послышался пронзительный свист; колдун поднял руки, и из его растопыренных пальцев ударил голубой луч. Хаген не отводил взгляда от монитора. Никогда не надоедало подобное зрелище.

Но на этот раз все выглядело иначе. Луч не отразился от его шлема, сверкая в облаке дыма. Вместо этого лазер пронзил шлем и прошел прямо сквозь голову Хагена, выйдя с другой стороны и прочертив прямую линию до левой кулисы. На мониторе казалось, будто его щеки проткнула светящаяся игла. Толпа одобрительно взревела.

Но актер этого не слышал. Боли он почти не ощутил — лишь невыносимый жар и давление внутри черепа, которое все нарастало, и наконец его чувства отказали одно за другим и он тяжело рухнул на сцену.

Несколько мгновений спустя упал занавес — под оглушительную канонаду фейерверков, которые взорвались под крышей башни, отбрасывая разноцветный узор на зрителей. Их эхо почти сразу же заглушили аплодисменты и одобрительные возгласы публики, в едином порыве поднявшейся на ноги.

За кулисами шла лихорадочная деятельность. Актеры спешили в сторону гримерных, жестами поздравляя друг друга; художники быстро проверяли костюмы на предмет повреждений; инженеры начали устанавливать декорации для следующего представления. Никто не обращал внимания на овации за занавесом. Специалист по фейерверкам взглянул на измеритель уровня шума и сделал несколько заметок в блокноте. В дальнем углу один из наставников ругал трубача, мальчишку лет десяти, за то, что тот неправильно держал трубу. Лишь Роджер Хаген продолжал неподвижно лежать лицом вниз на досках сцены.

К нему не спеша подошел Олмстед, его щитоносец.

— Эй, хватит валяться на работе, — ухмыльнулся он, толкая Хагена ногой в сапоге.

Актер не пошевелился. Кривая ухмылка Олмстеда стала шире.

— И что это значит? — спросил он. — «Оскара» получить хочешь?

Ответа снова не последовало, и улыбка начала исчезать с его лица.

— Эй, Роджер, в чем дело? — спросил щитоносец, приседая рядом с неподвижным рыцарем и слегка встряхивая его за плечо.

Встряхнув коллегу во второй раз, Олмстед кое-что заметил. Взгляд его упал на шлем Хагена. Он наклонился ближе, принюхиваясь, и ощутил запах жареного мяса.

Он вскочил на ноги, но его отчаянных криков почти не было слышно на фоне непрекращающегося рева толпы.

13 часов 34 минуты

За шесть месяцев, прошедших с открытия Утопии, Боб Аллокко, глава службы безопасности парка, повидал всякое. Но ни с чем подобным ему не приходилось сталкиваться.

Он стоял в помещении поста наблюдения у выхода из Башни грифонов, глядя через одностороннее стекло на зрителей, покидающих аттракцион. Слышались смех, свист, грубоватые шутки — обычное поведение возбужденной толпы после представления. Возможно, она выглядела даже более восторженной, чем обычно. Он прибавил мощность микрофонного канала, чтобы послушать разговоры.

— Просто класс! — говорил один мальчишка другому. — Как тебе эти драконы? Круто!

— Никакие это не драконы, тупица, — сказал тот. — Это грифоны. Ни черта ты не знаешь.

Из дверей вышла пожилая женщина, обмахиваясь путеводителем.

— Силы небесные, — проговорила она, обращаясь к идущей рядом с ней другой женщине, еще старше. — Эти фейерверки прямо мне в лицо… знаешь, я думала, мне придется уйти — с моим сердцем.

— Видела, как погиб тот рыцарь? — сказал своей жене мужчина, толкавший детскую коляску. — Бах — и прямо сквозь шлем. Интересно, как они это сделали?

— Ничего особенного, — ответила женщина. — В наши дни с помощью спецэффектов можно имитировать все, что угодно. Но когда на нас свалился кусок башни — вот это было действительно нечто.