Утопия

— Ну да. Троянского коня. Кода, который прячется внутри другой программы и втайне делает свое грязное дело. — Уорн пожал плечами. — Конечно, это всего лишь один из вариантов сценария, но он наиболее вероятен. Так что мы намерены поискать, не было ли каких-либо признаков взлома за последние месяцы.

Вернулась Терри с пачкой пожелтевших распечаток в руке.

— Я решила, что вас больше устроит бумажная копия, — сказала она. — Не столь высокотехнологично, зато надежнее.

— Согласен. — Уорн быстро набрал на терминале несколько команд, и на экране появилось окно с бегущими в нем строчками. — Давайте сравним эти старые распечатки с текущим состоянием метасети. Начнем с самых последних и будем двигаться назад.

Оба замолчали, склонившись над бумагами. Пул некоторое время наблюдал за ни ми, затем еще раз обошел лабораторию. Непоседа пристально следил за всеми движениями Уорна, катаясь туда-сюда на огромных колесах. Из динамиков доносился хриплый голос Акселя Роуза[35] на фоне замысловатого гитарного перебора в исполнении Слэша.

— Надо полагать, вряд ли мне удастся убедить вас выключить его, — сказал Уорн, кивая в сторону проигрывателя компакт-дисков.

— Мне это помогает мыслить.

Терри перевернула лист и хихикнула.

— Что такое?

— Просто подумала. Двойное фисташковое мороженое с шоколадом и взбитыми сливками. Звучит совершенно чудовищно.

— И это говорит женщина, которая намазывает коричневую креветочную пасту на недозрелый фрукт. — Поколебавшись, он поднял взгляд от распечаток. — Забавно.

— Что именно?

— Мы с вами разговаривали каждую неделю почти год. И все это время я полагал, что с фамилией Бонифацио вы не можете быть никем иным, кроме как итальянкой.

— Понятно. Вы представляли себе Софи Лорен, склонившуюся над терминалом метасети в блузке с огромным вырезом. А вместо нее увидели всего лишь дружелюбную филиппинку. Разочарованы?

— Нет, — покачал головой Уорн. — Ни в малейшей степени.

Возможно, в его искренних словах прозвучало что-то еще, потому что широкая улыбка, которую вызвало у Терри его замечание, не имела ничего общего с ее обычным ироничным выражением лица.

— Фу-у-у, — сказал Пул, подходя к двери и отпирая ее. — Пойду проверю коридор. Не впускайте никого, кроме меня.

Дверь за ним закрылась. Терри заперла дверь и вернулась на свое место. Взгляды их снова встретились.

— Думаете, он вроде подсадной утки? — спросила она, больше не улыбаясь.

— Не знаю. Все может быть. Сара утверждает, что вы тоже в числе подозреваемых.

Терри закатила глаза.

— Ничего себе!

— Но, честно говоря, не могу представить, что Пул — один из преступников.

— Понимаю, о чем вы. К тому же кто из террористов стал бы так одеваться?

Уорн вернулся к своей распечатке. Минуту спустя он вздохнул и положил ее на стол.

— Что случилось? — спросила Терри, коснувшись ладонью его плеча.

— У вас никогда не было такого — нечто кажется вам совершенно безумным и тем не менее происходит на самом деле? Как сейчас. Я отдавал себе отчет в том, что искать Джорджию глупо и вероятность того, что с ней что-то произойдет, крайне мала. Но это действительно случилось. И теперь меня постоянно преследует страх. — Он замолчал. — Понимаете?

Терри пристально посмотрела на него, затем убрала руку с его плеча и снова опустила взгляд, уставившись на распечатки.

— Когда я была еще девочкой, на Филиппинах, — начала она, — родители отдали меня в школу при монастыре. Настоящий кошмар, почти как в «Оливере Твисте». Я была самой маленькой, и мне постоянно доставалось. Я не любила, когда меня задирали, и всегда давала сдачи. Но наказывали почему-то только меня одну. Палками. Иногда я часами не могла сидеть. — Она тряхнула головой, отгоняя мрачные воспоминания. — Но это не самое страшное. Чего я не могла терпеть, так это исповедь. Я ненавидела ее всей душой. Я боялась маленькой темной кабинки, уверенная, что однажды меня там запрут и забудут обо мне. Не знаю почему, но я была убеждена, что, если это когда-либо случится, я умру. Меня настолько это пугало, что однажды я отказалась пойти на исповедь. В наказание за столь неслыханную провинность мать настоятельница заперла меня в кладовой — в крохотной комнатке без света.

Хотя Терри продолжала смотреть на распечатку, Уорн заметил, как по лицу ее пробежала судорога.

— И что случилось? — спросил он.

— Силы полностью оставили меня. Видимо, я потеряла сознание. Я ничего не помню, даже не знаю, как долго я там пробыла. Я очнулась в монастырском лазарете. — Она вздрогнула. — Мне было всего девять лет, но я была уверена, что умерла в той кладовой. На следующий день я сбежала. И с тех пор я страдаю клаустрофобией. Даже не могу кататься на темных аттракционах парка.

Наконец она посмотрела на него.

— Так что, думаю, я действительно понимаю ваши чувства. Даже самые безумные кошмары порой становятся явью.

Наступившую тишину нарушил шепот Пула возле двери. Терри встала, чтобы открыть ему.

— Давайте вернемся к делу, — сказала она, пройдя к столу.