Утопия для реалистов

Как объясняет один историк, «первое, что вы, будучи молодой нацией, предпримете в 1950-х или 1960-х гг., — это открытие национальной авиалинии, создание национальной армии и измерение ВВП»[192]. Но выполнение последнего пункта становилось все более хитрым делом. В 1953 г., когда ООН опубликовала первое стандартное руководство по расчету ВВП, оно состояло из менее чем полусотни страниц. В последней редакции, изданной в 2008-м, 722 страницы. И хотя этот документ склоняют в СМИ на все лады, мало кто действительно понимает, как же вычисляется ВВП. Даже многие профессиональные экономисты понятия об этом не имеют[193].

Для того чтобы измерить ВВП, необходимо учесть многочисленные данные и принять сотни совершенно субъективных решений относительно того, что считать, а что игнорировать. Несмотря на такую методологию, определение ВВП относят к точным наукам, а его мельчайшие колебания способны привести к новым выборам в органы власти или к краху политической карьеры. И все же эта кажущаяся точность иллюзорна. ВВП не является четко обозначенным объектом, ждущим, когда его «измерят». Измерение ВВП — это попытка измерить идею.

Отличную идею, следует признать. Нельзя отрицать то, что ВВП пришелся очень кстати в военное время, когда враг был у ворот и само существование страны зависело от производительности, от выпуска как можно большего количества танков, самолетов, бомб и гранат. В военное время совершенно оправданно брать в долг у своего будущего. В военное время есть смысл загрязнять среду и влезать в долги. И даже может оказаться, что стоит пренебречь семьей, отправить детей работать на конвейере, пожертвовать своим свободным временем и забыть обо всем, что делает жизнь достойной.

В самом деле, в военное время нет критерия более полезного, чем ВВП.

Альтернативы

Однако дело в том, что война закончилась. Наше стандартное представление о прогрессе — порождение другой эры и других задач. Статистика больше не отражает состояния нашей экономики. И у этого есть последствия. В каждую эру нужны свои цифры. В ХУШ в. они касались размеров урожая. В XIX — радиуса железнодорожной сети, количества фабрик и объемов добычи угля. А в XX столетии — массового промышленного производства в границах национального государства.

Но сегодня наше богатство невозможно выразить в простых долларах, фунтах и евро. Во всех областях — от здравоохранения до образования и от журналистики до финансов — мы по-прежнему зациклены на «эффективности» и «прибыли», как будто общество не более чем большой конвейер. Но именно в экономике услуг такого рода простые количественные показатели не работают. «Валовый национальный продукт является… мерой всего… за исключением того, что делает жизнь достойной», — сказал Роберт Кеннеди[194].

Настала пора для нового набора показателей.

Еще в 1972 г. четвертый король Бутана предложил перейти к измерению «валового национального счастья», поскольку ВВП игнорирует важнейшие аспекты культуры и благополучия (прежде всего знание народных песен и танцев). Но такую характеристику, как счастье, измерить ничуть не проще. В конце концов, можно быть счастливым, попросту надравшись в стельку — ce qu’on ne voit pas. И разве нет в полноценной жизни места неудачам, печали и грусти? Как однажды сказал философ Джон Стюарт Милль, «лучше быть недовольным Сократом, чем довольным дураком»[195].

Более того, нам необходима хорошая порция раздражения, разочарования и неудовлетворенности, которые будут толкать нас вперед. Если Страна изобилия — место, где все счастливы, значит, она погружена в апатию. Если бы женщины не протестовали, они никогда не получили бы право голоса; если бы афроамериканцы не бунтовали, законы Джима Кроу по-прежнему оставались бы в силе. Если бы мы попытались утолить нашу боль, ухватившись за валовое национальное счастье, то прогрессу пришел бы конец. «Недовольство, — писал Оскар Уайльд, — первый шаг к прогрессу как у отдельного человека, так и у народа»[196].

Так какие у нас есть альтернативы? Два претендента — индикатор подлинного прогресса (ИПП) и индекс устойчивого экономического благосостояния (ИУЭБ), учитывающие загрязнение, преступность, неравенство и добровольную работу. В Западной Европе ИПП рос куда медленнее ВВП, а в США даже снижается с 1970-х. А как насчет Международного индекса счастья — рейтинга, который отражает состояние окружающей среды и в котором наиболее развитые страны фигурируют в середине, а США болтается в самом низу?

Но даже к этим подсчетам я отношусь со скепсисом.