Утопия на марше. История Коминтерна в лицах

28 октября 1931 года, подводя в письме Сталину и Молотову итоги своих усилий по корректировке курса КПГ, руководители Коминтерна рассматривали Тельмана и Неймана как равнозначные фигуры. Однако их призыв поскорее преодолеть «некоторые разногласия» между ними не нашел понимания в Берлине[1596]. Затем последовали неоднократные переговоры в Москве, но примирения не получилось. Даже после осуждения молодых функционеров КПГ, бросивших вызов председателю партии, Сталин продолжал присматриваться к Нейману. Сразу после приезда того в Москву последний был вызван в Кремль, и генсек окружил его поистине отеческой заботой, зафиксированной в мемуарах жены Неймана, также сотрудницы аппарата Коминтерна: «После дружеского приветствия Сталин спросил его, был ли он в этом году в отпуске, и на возражение Неймана, что у него нет времени, сказал, что сейчас не так много работы и поездка для отдыха на Кавказ была бы для него очень кстати. Не ожидая одобрения Неймана, Сталин добавил, что он тоже в ближайшее время едет в Мацесту, где они смогут встретиться и обсудить все проблемы»[1597].

Хотя генсек несколько раз встречался на Кавказе с Нейманом, благоприятного впечатления о немецком коммунисте у него не сложилось. Тот мужественно держался во время долгих застолий и дегустации отменных грузинских вин, живописуемых сталинскими биографами, но явно переигрывал в своих обещаниях все исправить в далекой Германии. Играя в городки, немецкий гость попытался «придать игре политический характер. Он называл фигуры именами нацистских вождей, и если одна из них падала, он кричал, что теперь упал Геббельс, теперь — Геринг, а теперь сам Гитлер. Это так сильно раздражало Сталина, что тот вдруг крикнул: „Прекратите, Нейман! По-моему, этот Гитлер чертовски шустрый парень!“»[1598]

Вождь по своему обыкновению внимательно присматривался к тому или иному кандидату на высокий пост, делая ему заманчивые предложения и следя за его реакцией. Нейман не чувствовал этого и был на седьмом небе от сталинского гостеприимства. После нескольких дней, проведенных в Мацесте, он настолько уверовал в благосклонность вождя (в целях конспирации называя его в своих письмах «татарином Хильде»), что открыто сообщил об этом своим политическим соратникам, не подозревая, что вся его переписка (отправленная через аппарат ОГПУ) вскрывается и изучается в Москве. 26 июля 1932 года он писал: «Я вчера опять был 4 часа у Хильде, говорил с ним чисто политически (внутрипартийно) без ограничений. Абсолютно ясная линия. Нет никакого сомнения, что [принят] курс „Вся власть большевикам“ без всяких компромиссов и прочей каши»[1599].

^{Спектр врагов Коминтерна в начале 1930-х годов был максимально широк: от католических прелатов до японских милитаристов}

¹⁹³³

^{[Из открытых источников]}

Нейману, достаточно искушенному в аппаратных интригах, все же не пришло в голову, что Сталин попросту играл с ним в кошки-мышки. В конце концов генсек решил не рисковать и сохранил ставку на Тельмана, вынужденная отставка которого осенью 1928 года сыграла немалую роль в устранении Бухарина из руководства Коминтерна. После приезда председателя КПГ в Москву и беседы со Сталиным судьба бросившей ему вызов «молодежи» была предрешена. Ее лидеры были переведены из Берлина на работу в ИККИ — такая ссылка являлась постоянной практикой кадровой работы Коминтерна. Мало кто из причисленных к группе Реммеле — Неймана немецких коммунистов, лишенных после прихода Гитлера к власти возможности вернуться на родину, пережил годы «большого террора» в СССР.

6.13. К антифашистскому народному фронту

Мировой экономический кризис, разразившийся осенью 1929 года, вызвал резкое падение производства и цен в западных странах, дав новые аргументы сторонникам неминуемого и близкого краха капитализма. Одним из последствий кризиса стал растущий приток в СССР квалифицированной рабочей силы из-за рубежа. Коминтерн должен был взять на себя вербовку рабочих-коммунистов для помощи социалистическому строительству в стране. Проект решения Политбюро от 5 апреля 1930 года предлагал «поставить перед ИККИ вопрос о проведении вербовки специалистов и квалифицированных рабочих — членов зарубежных компартий для поездки в СССР, в целях помощи осуществлению пятилетки»[1600]. Правя документ, Сталин убрал из него всякое упоминание Коминтерна. В основе такого решения лежало не только стремление вождя избежать внешнеполитических осложнений, но и нежелание делиться с иностранными компартиями достигнутыми успехами.