Утопия у власти

Четырнадцатый съезд (декабрь 1925) отметил конец «междуцарствия», конец эры «коллективного руководства». Номером 1 стал очевидно для всех Сталин. Три года назад, когда Ленин появился на конгрессе Коминтерна, его встречают: «Аплодисменты. Бурно радостно аплодируют, ибо ожидание казалось очень долгим... „Интернационал“. Весь зал поет. Ибо аплодисменты, овация казались недостаточными для выражения бесконечной любви к вождю и безграничной веры в него». В декабре 1925 года, после речи Сталина, на съезде «раздаются бурные аплодисменты, переходящие в овацию».

Делегаты встают и поют «Интернационал». Сталин приступает к консолидации власти. В апреле 1926 года Зиновьев выводится из Политбюро. В Ленинград отправляется «наводить порядок» Киров. В октябре перестает быть членом Политбюро Троцкий, кандидатом в члены — Каменев. Используется в целях консолидации медицина. В октябре 1925 года по приказу Политбюро ложится на операционный стол наркомвоенмор Фрунзе, лишь недавно заменивший Троцкого. Вскрыв 40-летнего Фрунзе, врачи обнаружили, что язва, которую было приказано вырезать, зажила, но наркомвоенмор с операционного стола не встал. Его заменил близкий друг Сталина — Ворошилов. А на похоронах Фрунзе Сталин произнес таинственные слова: «... Может быть, это так именно и нужно, чтобы старые товарищи так легко и так просто спускались в могилу».

Вытесняемые со всех позиций Зиновьев и Каменев предложили союз своему вчерашнему злейшему врагу — Троцкому. «Объединенная оппозиция» критикует Сталина за уступки кулаку, за нежелание индустриализировать страну, за бюрократизацию государственного аппарата. Но даже справедливая критика сталинской политики не могла спасти оппозицию, страдавшую врожденным бессилием.

На Пятнадцатом, уже целиком сталинском, съезде, собравшимся после двухлетнего перерыва (такой перерыв случился впервые со времени прихода партии к власти), Каменев, выступая с покаянной речью, говорит о двух путях. Один путь — создание второй партии: «Этот путь, в условиях пролетарской диктатуры, — гибельный для революции... Этот путь для нас заказан, запрещен, исключен всей системой наших взглядов, всем учением Ленина о диктатуре пролетариата...» Другой путь: «Целиком и полностью подчиниться партии. Мы избираем этот путь, ибо глубоко уверены, что правильная ленинская политика может восторжествовать только в нашей партии и только через нее, а не вне партии, вопреки ей». На этих же позициях неизменно стоял Троцкий, утверждавший и после изгнания: «Советское государство все еще является историческим инструментом рабочего класса».

Капитуляция не спасла оппозиционеров: Пятнадцатый съезд исключает из партии Каменева и 121 видного оппозиционера. Кое-кто из оппозиционеров уже арестован, а А. Рыков заключает свою речь на съезде: «Я думаю, что нельзя ручаться за то, что население тюрем не придется в ближайшее время несколько увеличить». Возможно, что через десять лет, сидя в тюрьме, Рыков размышлял об этих словах.

На упреки оппозиционеров, обижавшихся, что Сталин использует методы террора против коммунистов, генеральный секретарь возражал: «Да, мы их арестовываем и будем арестовывать... Говорят, что история нашей партии не знает таких примеров. Это неправда. А группа Мясникова? А группа «рабочей правды»? Кому не известно, что члены этих групп арестовывались при прямой поддержке со стороны Зиновьева, Троцкого и Каменева?»

Пятнадцатый съезд означал завершение спора о наследстве Ленина, окончательное решение вопроса «кто кого». Сталин осуществляет, по выражению Б. Суварина, в течение пяти лет «молекулярный переворот» и одевает кафтан Вождя.

Что делать с культурой?

В апреле 1918 года на квартире Горького представители недавно организованного «Союза деятелей искусства» встретились с народным комиссаром просвещения А. Луначарским, драматургом и литературным критиком в свободное время. Деятели искусства предложили привлечь исполком их Союза в качестве исполнительного органа по искусству вместо существующей коллегии наркомпроса, то есть они предложили передать руководство искусством в руки деятелей искусства. Нарком ответил: «Мы были против политического Учредительного собрания, тем более мы против Учредительного собрания в области искусства».