Утопия у власти

Критика политики Горбачева «справа», знаменитыми «консерваторами», «ястребами», «реакционерами», представляется, прежде всего западной печати, естественным свидетельством революционности перемен, начатых Горбачевым. Со второй половины 1988 г. его гораздо более активно — и лично — критикуют прежние вернейшие сторонники. Историк Юрий Афанасьев, один из руководителей Межрегиональной группы народных депутатов, говорил о «главе государства, совмещающим все посты, какие только можно представить из мировой практики». И продолжает: «Он, по-моему, единственный на земном шаре — и президент, и главнокомандующий, и спикер парламента, да еще верховный жрец — случай уникальный, конечно». Сахаров — в интервью — приводит другую формулу Афанасьева: Горбачев должен выбирать: быть ли ему лидером перестройки или лидером номенклатуры. Политолог А. Мигранян использует еще одно сравнение: «Горбачев играет две роли: Лютера и папы. С одной стороны он бросает вызов номенклатуре и хочет разрушить или изменить ее. С другой, в глазах общественности он воплощает эту систему».

Желание Горбачева играть все главные роли одновременно объясняет нарастающее всеобщее недовольство его политикой. Со всех сторон генерального секретаря и президента, лидера и главнокомандующего, верховного жреца и спикера обвиняют в нерешительности, слабости, потере контроля. Обвиняют «Нина Андреева», секретари областных комитетов партии, члены ЦК и Политбюро, которых принято называть «консерваторами», но обвиняют и те, кого принято считать «либералами». Юрий Афанасьев летом 1989 г. категоричен: «...политический вакуум налицо. Структура власти обрушилась даже в своем основном звене. Политбюро уже не является властным.

Местная власть парализована страхом перед предстоящими выборами, верховная — утратой перспективы». Андрей Сахаров говорит: я вижу, что он ведет себя очень нерешительно. Философ Игорь Клямкин напоминает о том, что Наполеон «железной рукой создавал условия для согласия, гармонизации». Приобретает популярность среди «либералов» идея выхода из тоталитаризма в демократию с остановкой на этапе авторитарного режима. «Нигде, ни в одной стране, — утверждает А. Мигранян, — не было прямого перехода от тоталитарного режима к демократии. Существовал обязательный промежуточный авторитарный период». В 1973 г. говорил об этом А. Солженицын: «Страшны не авторитарные режимы, но режимы, не отвечающие ни перед кем, ни перед чем».

В борьбе за власть после смерти Сталина острейшим оружием стало разоблачение «культа личности». Затем волна «разоблачений» спала, но «за культом Сталина страна пережила пусть в меньших масштабах, но, тем не менее, все тот же культ Хрущева, а затем Брежнева». Авторы статьи о культе вождя, опубликованной весной 1989 г., не скрывают, что его время еще не истекло. Они видят причину живучести культа и культового сознания в желании «правящего аппарата сохранить такое сознание». В подкрепление они ссылаются на единственный оставшийся авторитет — Ленина, который, якобы, был противником культа. Достаточно обратиться к сборнику статей, речей, высказываний Ленина, озаглавленному «Об авторитете руководителя», чтобы не оставалось сомнения: создатель партии и вождь революции был родоначальником культа вождя. Он не мыслил создаваемого им государства без «строжайшей централизации», без руководителя, обладающего безграничным авторитетом, которому все подчиняются.

На шестом году «перестройки» обнаружилась острая нужда не в культе, но в личности. Обнаружился парадокс: невиданная власть в руках Лидера и невозможность, либо нежелание, ею воспользоваться. Одна из констант поведения Горбачева — повторяемая им угроза: я могу использовать силу. Он обычно добавляет к ней: но не хочу. На XIX партконференции, сославшись на выступление делегата, призвавшего «стукнуть кулаком», Горбачев объявил: «Вообще, можно, товарищи. Если вы с этим согласны, давайте начнем это делать». И вызвал аплодисменты. Но тут же добавил: «Не это нам нужно... Нам надо удержаться от старых методов...» Эти слова также вызвали аплодисменты. В интервью журналу «Тайм» в июне 1990 г. Михаил Горбачев напомнил: «Меня лично критиковали за то, что я слишком мягок или слишком демократичен... Меня также критиковали за нерешительность». Подчеркнув, что его ответ интересен не только американцам, но и советскому народу, он повторил свое кредо: быть в центре, главную опасность представляют экстремисты, «левые» и «правые».