Утопии можно классифицировать прежде всего по типам дискурса, каждый из которых имеет свою основу: литературную, философскую, религиозную, научную, архитектурную, живописную и т. д. Критерий другого типа классификации - система координат, определяющая характер утопической рефлексии: утопии места и времени1; утопии, стремящиеся изменить человека, сделать его идеальным (А. Маслов предложил называть их "эвпсихиями"2), и т. д. Критерием может быть один из аспектов реальности, к которому утопист прививает свои идеи: утопии социального равенства, распределения материальных благ, искусства, техники, образования, знания, и т. д. Этот тип классификации, как и тот, что основывается на идеологических и культурных источниках утопий (утопии народные, административные, социалистические)3, близок предыдущему: можно продолжать изобретать термины типа "эвсофии", "эвтехнии" и т. д. Как бы ни было фрагментарно и специально изменение, воображаемое утопистом, предполагается, что оно воздействует на все человечество. Наиболее общие типологии - дихотомические: с одной стороны - "эвпсихии", которые больше интересуются не условиями жизни человека, а самим человеком, с другой - утопии преобразования внешнего мира в расчете на последующее преображение человека и расцвет человечества. Часто противопоставляют утопии статического типа утопиям динамического типа. Введенное Л. Мамфордом разграничение между утопиями "бегства" и "реконструкции"4 по сей день используется в тех случаях, когда необходимо выделить культурный код, лежащий в основе утопии. Так прометеевская утопия, энергичная, организованная, "безжалостно созидающая идеальный город", противопоставляется пелагической (по имени ересиарха Пелагия, противника Святого Августина), "мечтающей о золотом веке, в котором люди жили и умирали счастливыми, в единстве с космосом", и восходящей к архетипам Аркадии, Эдема до грехопадения, "идеальной гармонии творения"5. Все эти классификации подходят для разных уровней анализа.
Утопия движется утопизмом, особым образом мыслей, "принципом надежды", воспетым Э. Блохом. Утопия определенного типа и утопизм формируют утопическое поле. Но можно ли назвать любой идеал, любую программу улучшения общества, любые литературные мечтания утопическими? Среди множества атрибутов утопического поля (воображаемое, совершенствование, непохожесть, изоляция и т. д.) есть два критерия, позволяющие избежать его бесконечного расширения за счет любых проектов или чаяний, порожденных человеческим духом.
Первый критерий - разрыв с настоящим, который выражается в более или менее радикальных формах: отсоединение, разделение, отгораживание, исключение, перепрыгивание через время (в мечтах или с помощью машины) или пространство (остров, закрытое микросообщество), tabula rasa, "великий поворот" или "великий скачок в будущее", отказ от прошлого или от будущего. Второй - коллективный характер идеала или утопической цели. Утопия - проект общества или видение счастливого общества: это отличает всевозможные робинзонады от Золотого века или христианского рая, которые не являются личными убежищами или местами индивидуального спасения. Эти два критерия пространственно-временного перелома и социальности - исключают из утопического поля литературу бегства от реальности или программы реформистских правительств, но не исключают народные социальные мифы и легенды (миф о затонувшем граде Китеже, легенды о далеких изобильных землях), не исключают милленаризм и эсхатологию, несмотря на то, что они основываются на психических и интеллектуальных структурах воображаемого, отличных от рационалистических утопических структур, которые станут "эллинистической и западной специализацией"6.