Утопия XIX века. Проекты рая

Когда я входил в него и запирал дверь, меня окружала могильная тишина. Для предохранения комнаты от сырости пол и стены ее были оштукатурены гидравлическим цементом; чтобы комната могла служить и кладовой, одинаково защищенной от огня и злоумышленников, для хранения драгоценностей, я устроил под ней герметический свод из каменных плит, а снаружи железную дверь покрыл толстым слоем асбеста. Небольшая трубка, соединявшаяся с ветряною мельницей наверху дома, служила для возобновления воздуха.

Казалось бы, что обитателю такой комнаты подобало наслаждаться хорошим сном, но даже и здесь мне редко случалось хорошо спать две ночи сряду. Я так привык бодрствовать, что одна бессонная ночь для меня ничего не составляет. Но вторая ночь, проведенная в кресле для чтения вместо постели, утомляла меня, и я, боясь нервного расстройства, никогда не позволял себе оставаться без сна более одной ночи. Поэтому мне приходилось прибегать к помощи искусственных средств. Если после двух бессонных ночей с наступлением третьей меня не клонило ко сну, я приглашал доктора Пильсбёрна.

Доктором его называли из вежливости, ибо он был, что называется, непатентованный врач, или шарлатан. Он величал себя «профессором животного магнетизма». Я встретился с ним случайно во время любительских исследований явлений животного магнетизма. Не думаю, чтоб он смыслил что-нибудь в медицине, но, наверное, он был превосходным магнетизером. Когда мне предстояла третья бессонная ночь, я обыкновенно посылал за ним, чтобы он усыпил меня своими пассами. Как бы велико ни было мое нервное возбуждение, доктору Пильсбёрну всегда удавалось некоторое время спустя оставлять меня в глубоком сне, который длился до тех пор, пока не пробуждали меня обратной гипнотической процедурой. Способ пробуждения спящего был гораздо проще процедуры усыпления и в видах большого удобства я попросил доктора Пильсбёрна обучить Сойера процедуре пробуждения.

Мой верный слуга один только знал, что меня посещает доктор Пильсбёрн и зачем посещает. Конечно, я намеревался открыть свою тайну Юдифи, когда она сделается моей женой, а до тех пор ничего не говорил ей об этом, так как с магнетическим сном, неоспоримо, была связана некоторая опасность, а я знал, что она воспротивится моей привычке. Опасность, конечно, заключалась в том, что сон этот мог сделаться слишком глубоким и перейти в летаргию, которую магнитизер уже не в состоянии прекратить, и дело окончилось бы смертью.

Повторявшиеся опыты доказали, однако, что опасность была крайне незначительна при соблюдении необходимых мер предосторожности, и в этом-то я надеялся убедить Юдифь, хотя и не наверное.

От невесты я отправился прямо домой, откуда тотчас же послал Сойера за доктором Пильсбёрном, а сам спустился в подземную спальню и, переменив свой костюм на удобный халат, сел читать письма, полученные с вечернею почтою и любезно положенные Сойером на мой письменный стол. Одно из них было от строителя моего нового дома и подтверждало то, что я уже узнал из газет. «Новые стачки, – писал он, – должны отсрочить исполнение его контрактных обязательств на неопределенное время, так как ни работники, ни хозяева не сделают уступок без продолжительной борьбы». Калигула желал, чтобы римский народ имел одну голову, которую он мог бы отрубить сразу, и, когда я читал это письмо, у меня появилось подобное же желание относительно рабочих классов Америки.

Возвращение Сойера с доктором прервало мои мрачные размышления.

По-видимому, Сойеру с трудом удалось привезти доктора, так как Пильсбёрн в эту самую ночь собирался уехать из города. Доктор объяснил мне, что с тех пор, как мы виделись с ним в последний раз, он узнал о доходной должности в одном отдаленном городе и решился поскорее воспользоваться ею. Когда я с ужасом спросил его, к кому же мне без него обращаться за усыплением, он мне дал адрес нескольких магнетизеров в Бостоне, которые по его уверению обладали совершенно такой же силой, как и он. Несколько успокоенный в этом отношении, я приказал Сойеру разбудить меня в 9 часов на следующее утро и лег в постель в халате, принял удобное положение и отдался действию пассов магнетизера.

Глава III

– Он сейчас откроет глаза. Лучше, если сначала он увидит кого-нибудь одного из нас.

– Обещай мне, что ты не скажешь ему.

Первый голос был мужской, второй – женский, и оба говорили шепотом.

– Смотря по тому, как он себя будет чувствовать, – отвечал мужчина.

– Нет-нет, обещай мне во всяком случае, – настаивала дама.

– Уступи уж ей, – прошептал третий голос, тоже женский.

– Ну, хорошо, хорошо, обещаю, – отвечал мужчина, – только удалитесь скорее, он приходит в себя.

Послышалось шуршанье платьев, и я открыл глаза. Красивый мужчина лет шестидесяти склонился надо мною; лицо его выражало сочувствие, смешанное с любопытством. Это был совершенно незнакомый мне человек. Приподнявшись на локте, я осмотрелся кругом и увидел себя в пустой комнате. Я, наверное, раньше никогда не бывал ни в ней, ни в комнате, меблированной наподобие этой. Я оглянулся на моего незнакомца. Он улыбнулся.