Утопленник из Блюгейт-филдс

У Томаса не оставалось выбора: сам он предпочел бы уклониться от встречи с этой женщиной. От этой мысли ему стало стыдно. У него перед глазами стоял образ Альби Фробишера — какая неподходящая фамилия для мужчины, торгующего своим телом![6] — сидящего в своей омерзительной комнате в свете газового рожка. Почему-то инспектор смутно стыдился и этого, хотя тут он был совершенно ни при чем. Возможно, чувство вины было обусловлено тем, что он знал про это зло, но не сделал ничего, чтобы сразиться с ним, искоренить его навсегда.

— Добрый вечер, миссис Джером, — вежливо произнес Питт. — Чем могу вам помочь?

Глаза миниатюрной женщины наполнились слезами, и ей пришлось сделать усилие, чтобы совладать с собой и говорить связно.

— Мистер Питт, я никак не могу доказать, что мой муж был со мной дома весь вечер, когда был убит тот несчастный ребенок, поскольку я спала и не могу, не покривив душой, сказать, что мне известно, где он находился. Но только я твердо знаю, что Морис никогда мне не лгал, и я ему верю. — Она поморщилась, сознавая наивность своего заявления. — Конечно, я понимаю, что ничего другого от меня и не ждут…

— Это не так, миссис Джером, — вмешалась Шарлотта. — Если вы считаете, что ваш муж виновен, возможно, вам покажется, что он вас предал, и вы захотите с ним сквитаться. Так поступили бы многие женщины.

Эжени обернулась, и ее лицо исказилось от отвращения.

— Какая ужасная мысль! О, просто страшная! Я ни на одно мгновение не верю в то, что это правда. Определенно, Морис непростой человек, и я знаю, что многие его не любят. Он придерживается очень четких взглядов, и далеко не все их разделяют. Но по природе своей он не злой. У него нет… нет этой тяги к грязным поступкам, в которой его обвиняют. В этом я абсолютно уверена. Морис просто не такой человек.

Питт как мог постарался скрыть свои чувства. Для женщины, пробывшей замужем одиннадцать лет, миссис Джером была невероятно наивна. Неужели она действительно верит, что муж открыл бы ей самые черные стороны своей натуры?

И в то же время это удивило инспектора. Джером казался ему слишком честолюбивым, слишком рациональным, никак не соответствующим тому образу человека чувственного, страстного, который постепенно складывался. И что это доказывало? Только то, что люди гораздо сложнее, чем можно предположить, и полны неожиданностей.

Не было смысла спорить с миссис Джером, причиняя ей тем самым ненужную боль. Пусть лучше она и дальше верит в невиновность мужа, лелея воспоминания обо всем хорошем, что было у них; какой смысл настаивать и пытаться разбить эти воспоминания?

— Миссис Джером, я могу только собирать улики, — слабо возразил Питт. — Не в моей власти интерпретировать их, а также скрывать.

— Но должны же быть улики, доказывающие, что Морис невиновен! — воскликнула миссис Джером. — Я в этом уверена! Должен же быть какой-то способ это показать… В конце концов, кто-то ведь убил этого мальчишку, разве не так?

— О да, он был жестоко убит.

— Так найдите же, кто на самом деле это сделал! Пожалуйста, мистер Питт! Если не ради моего мужа, то ради своей собственной совести — ради торжества правосудия. Я знаю, что это сделал не Морис, значит, это был кто-то другой. — Она помолчала, и ей в голову пришел новый, более убедительный довод. — В конце концов, если этого человека оставить на свободе, он ведь может так же в точности надругаться над каким-нибудь другим подростком, правда?

— Да, наверное. Но что вы предлагаете мне искать, миссис Джером? Какие еще доказательства, по-вашему, могут быть?

— Не знаю. Но вы самый сведущий в подобных делах. Это ваша работа. Миссис Питт рассказала о некоторых ваших блестящих расследованиях, которые вы провели в прошлом, когда дело казалось абсолютно безнадежным. Я уверена, если в Лондоне кто-то и способен найти правду, то только вы.

Это было чудовищно, но Питт ничего не мог ответить. После ухода миссис Джером он в гневе набросился на Шарлотту.

— Во имя всего святого, что ты ей наговорила? — с жаром произнес он, переходя на крик. — Я тут ничего не могу поделать! Этот человек виновен! Ты не имеешь права подпитывать надежду миссис Джером — это безответственно и жестоко. Ты хоть знаешь, кого я сегодня видел? — Питт не собирался рассказывать жене об этом. Однако теперь он испытывал жгучую боль, и ему не хотелось быть одиноким в страданиях. — Я видел мужчину, торгующего своим телом, совсем еще мальчишку, которого, вероятно, продали в бордель для гомосексуалистов, когда ему исполнилось тринадцать. Он сидел на кровати в комнате, напоминающей дешевую подделку под публичный дом Вест-Энда — повсюду красный плюш, стулья с позолоченными спинками и приглушенный свет газовых рожков посреди бела дня. Ему семнадцать лет, но глаза у него такие древние, словно он видел уничтожение Содома. Скорее всего, он не доживет и до тридцати.