Течение ниже Роллинг-Дэм изобиловало порогами, ревущий поток воды перекатывался через них, булькая между заснеженными гранитными валунами. Я спустилась на берег и увидела, что к северу от меня, где река резко изгибалась на запад, она замёрзла, и лёд простирается, куда хватает глаз. Белая дорога извивалась между стволами и покрытыми инеем кронами бумажных берёз, сосен, дубов, ив, кленовых ветвей, усыпанных, несмотря на холод, тысячами крошечных красных цветочков, а также густых зарослей рододендрона, боярышника, шиповника и дикого винограда.
Во время дыхания из моего рта не поднимался тёплый пар, и во мне зародилось подозрение, что причина здесь простая – я умерла, поэтому моё тело почти так же заледенело, как раскинувшаяся вокруг лесная чащоба.
Прошу прощения. Я ещё даже не начинала врать.
Слева от меня послышался шум, я повернула голову и увидела наблюдающую за мной лань. Та застыла так неподвижно, что мне сначала показалось, будто она тоже мертва. Возможно, это чучело умершего животного, которое оставили здесь ради розыгрыша или в качестве какого-то сомнительного украшения. Но затем она моргнула и рванулась прочь, скрывшись за деревьями. По идее, она должна была наделать много шума, носясь вот так по лесу, но не раздалось ни звука. Может быть, какой-то шум и был, но его заглушил рёв плотины. Грохот от плотины стоял такой, словно от какой-то волны вселенских масштабов, с неиссякаемым упорством бьющей по бескрайним пляжам унылой и голой гальки. Лань ускакала, её белый хвост предупреждающей вспышкой мелькнул между деревьями, но мне показалось, что теперь я точно осталась одна. За исключением ворон, каркающих на деревьях.
Вороны не всегда означают ложь. Иногда это просто голодные, шумные, грубые создания, этакие крылатые панки, застывшие на голых ветвях февральских деревьев. По крайней мере, мне так кажется. Иногда вороны – это просто вороны.
Я увидела Якову Энгвин (тогда я не знала её имени, и буду в неведении ещё два года и четыре месяца). Да, я увидела там Якову Энгвин, предводительницу «Открытой Двери Ночи», Пророчицу из Салинаса[126], ведущую к реке десятки мужчин и женщин. Все они были одеты в белоснежные одежды. Ни один из них даже не попытался плавать. Они просто входили в реку, исчезая в её водах, и никто не вернулся обратно. Наверх не поднималось даже пузырьков воздуха. Так продолжалось очень долго, и я уже начала думать, что этому шествию не будет конца, когда вдруг всё прекратилось и на противоположном берегу осталась всего одна женщина. Хотя нет, не женщина. Очень молодая девушка. Вместо белых одежд на ней были джинсы, свитер и ярко-синее пальто с таким же синим меховым воротником. Она стояла на берегу, рассматривая окрашенную в таниновый[127] цвет реку. До Роллинг-Дэм было всего около пятидесяти ярдов, и я могла ясно её разглядеть. Наконец она подняла голову, и на мгновение её глаза встретились с моими. Затем она повернулась и, будто лань, бросилась в сторону леса.
– Ты призрак, – сказала она своему отражению.
Я хотела последовать за убегающей девушкой, но не осмелилась войти в реку, особенно после того, как в её водах утонуло столько мужчин и женщин. Я была уверена, что они схватят меня и утащат за собой на дно. Вместо этого я присела в снегу, как какая-нибудь лань, рысь или койот. Присев, я продолжала разглядывать реку. Я помочилась, поэтому могла быть уверена, что жива, ведь мёртвые женщины не ходят по нужде, правда? Я скорчилась среди деревьев под облачным небом в духе Ман Рэя, почти таким же белым, как снег. Ещё до захода солнца я ощутила жгучий холод, и моё тело превратилось в ледышку. Я стала похожа на хрустальную статую, и луна струила сквозь меня свой бледный свет.