Сирены – это навязчивые мысли, которые посещают даже здравомыслящих мужчин и женщин. Вы можете называть их сиренами, хотя с таким же успехом их можно называть призраками. Это не имеет никакого значения. Раз Одиссей услышал голоса сирен, я сомневаюсь, что он когда-нибудь смог забыть их песню. Должно быть, она преследовала его всю оставшуюся жизнь. Даже после ужасного путешествия, занявшего двадцать лет, соревнований по стрельбе из лука и повторного обретения Пенелопы, когда он достиг в своей истории «хеппи-энда», эта песня, наверное, преследовала его во сне и наяву. Неизменно возвращаясь всякий раз, когда он окидывал взглядом морские просторы или поднимал глаза к небу.
Проведя день на Уэйланд-сквер, мы с Абалин отправились домой. И следующие несколько дней вроде бы всё шло нормально. Но белый шум в наушниках становился всё громче и громче, и в итоге оказалось так, что кроме него я больше ничего не слышала. В конце концов перед моим внутренним взором осталась одна лишь Ева – босая, в красном платье и соломенной шляпе, наблюдающая за нами с другой стороны улицы.
Я не могла рассказать об этом Абалин. Я была слишком удивлена тем, что она со мною рядом, и боялась, что потеряю её. У меня были все основания предполагать, что всё дело во мне, просто я – сумасшедший чертёнок, дочь такой же сумасшедшей Розмари-Энн, внучка не менее безумной Кэролайн. Именно так я и предполагала, поэтому не хотела допускать даже малую вероятность того, что Абалин бросит меня и никогда больше не вернётся из-за белого шума в моих ушах. Тем более что всё это жужжание, треск, шипение и хлопки рано или поздно исчезнут – и всё прекратится. Этот белый шум всегда прекращается. Доктор Огилви научила меня уменьшать его громкость. У меня всегда наготове таблетки, мой пчелиный воск.
Я не могу назвать себя умной. Умные женщины не подбирают голых незнакомок посреди ночи. Умные женщины честны перед собой и своими любовниками, предпринимая необходимые меры, пока не стало слишком поздно.
Я не была девственницей. Невинность я потеряла в старших классах школы, ещё до того, как решила завязать спать с мальчиками. До того, как я начала прислушиваться к своему либидо, отбросила все опасения и перестала прислушиваться к ожиданиям своих сверстников. В любом случае, хотя я и не была девственницей, всякий раз, когда Абалин занималась со мной любовью, она обращалась со мной так, словно я ещё невинна. Будто я фарфоровая кукла, которая может треснуть и разбиться, если она будет неосторожна, забыв о моей воображаемой хрупкости. У меня создалось впечатление, что она решила, будто с сумасшедшими женщинами надо трахаться, предварительно надев перчатки. Нельзя сказать, что я воспринимала это как оскорбление. Полагаю, меня это скорее забавляло. Лёжа в её объятиях или схватившись за спинку нашей кровати (на короткое время это была
Надеюсь, мой рассказ не напоминает вам одну из тех дрянных книг в мягкой обложке, которые можно увидеть на полках в «Шэус» или «Стоп энд Шоп». Если у вас создалось такое впечатление, значит, я не смогла описать Абалин должным образом. Не то чтобы я никогда раньше не писала о сексе, о тех странных фантазиях, которые мне иногда хочется перенести на бумагу. Но это другое, даже если сейчас мне не хочется тратить время на объяснения, в чём именно заключается разница.
Однажды утром, почти через неделю после того, как мне привиделась Ева Кэннинг, наблюдающая за нами на Уэйланд-сквер, мы с Абалин раскинулись на влажных простынях, которые изрядно пропитались потом после секса. Лучший секс у нас случался обычно по утрам, словно это был некий естественный мост между сном и бодрствованием. Мы лежали там, пока солнце, заглядывая внутрь сквозь окно спальни, играло своими лучами на наших грудях и животах. Это был один из моих выходных, и мы притворялись, будто собираемся лежать в постели весь день. Мы обе понимали, что это всего лишь фантазии, что в конце концов нам надоест и мы займёмся другими делами, но было приятно немного покрасоваться в свете софитов, как говорила Кэролайн, когда имела в виду, что кто-то разыгрывает представление.