Утраченная невинность

Но он не хотел. Как и обещал Джарралт, он не мог ни кричать, ни говорить, горло распухло и совершенно пересохло. Только одно удерживало Эшера от совершенного отчаяния: Дафну они не нашли. Об этом доложил Джарралту Оррик; при этом капитан не смотрел на хрипящую, истекающую кровью жертву, повисшую в кандалах в камере его казармы.

Ну что ж. Ни Дафны, ни Мэтта они не поймали. Кажется, их ссора и его быстрый отъезд после нее спасли Мэтту жизнь.

Джарралт жаждал новых жертв и пришел в совершенное неистовство. Возобновив пытку, он терзал Эшера с изощренной жестокостью. Эшер содрогнулся. Тогда ему хотелось умереть — и он умер бы с радостью, потому что знал, что Дафна и Мэтт спасены, — но Джарралт знал свое дело и истязал, не давая душе расстаться с телом.

Эшер поморгал и прищурился, стараясь сфокусировать затуманенный болью взгляд. Вытянул руки и ноги, затекшие от долгого неподвижного лежания. Прелая зловонная солома прилипла к изодранной рубахе и штанам, к горячей окровавленной плоти. Совсем близко раздался крик:

— Он очнулся! Ублюдок очнулся!

Эшер поднял голову. Стражник был не один — их оказалось четверо, и стояли они по углам клетки, которой суждено было стать его последним пристанищем. Четверо мужчин, некогда бывшие его друзьями, одетые в сине-красные мундиры. Он напряг зрение, стараясь рассмотреть, что происходит за линией оцепления. Медленно, постепенно взгляд обретал четкость, и от того, что он увидел, замерло сердце. За решетками клетки, за стражниками, за размытым кругом света от плавающего огня колыхалась плотная молчащая людская масса.

Олки города Дорана пришли насладиться лицезрением пойманного изменника.

Морщась, шипя от боли, с трудом втягивая воздух через разбитые ноздри и сломанные зубы, Эшер умудрился сесть, хотя чуть не потерял при этом сознание. Он увидел знакомые лица. Гильдейские мастера, с которыми он держал совет по разным вопросам. Люди, которым помогал. Повернув голову и посмотрев через плечо, он увидел еще больше друзей. Приятелей, с которыми пил эль в «Гусе». Женщин, которые улыбались при встрече с ним. Бросали ему розы без шипов. Флиртовали. Рукоплескали. Похвалялись тем, что знакомы с ним. Выкрикивали его имя, когда он ехал в Палату Правосудия. Видели, как он судит и выносит решения, и считали, что он — их герой.

Сейчас никто не рукоплескал. Он больше не был героем.

— Мерзкий предатель! — крикнул кто-то из толпы.

— Лжец!

— Изменник!

Кто-то запустил чем-то в клетку. Яйцом. Оно разбилось о решетку и стекло на телегу мутно-зеленоватым месивом, усугубив нестерпимый смрад экскрементов и блевотины. Вонь пробилась даже сквозь закупоренные запекшейся кровью ноздри, и Эшера вырвало желчью.

— Я не изменник! — прохрипел он и почувствовал, что корка на губах лопнула, и они начали кровоточить. — Я не больше предатель, чем вы!

Стоявшие поближе к клетке, те, кто мог слышать его, злорадно засмеялись. Ближний стражник повернулся и ударил Эшера древком копья. Удар пришелся в рот, рассек губу о зубы, и кровь хлынула ручьем.

— Еще одно слово, — предупредил стражник, — и я отрежу тебе язык. Понял? — Это был Девер. Как-то раз они вместе ночь напролет метали дротики в «Гусе». Теперь Девер не шутил, не улыбался, не старался похлопать по плечу, угостить пинтой эля, не собирался поболтать о девчонках.

Теперь взгляд его был убийственно холоден.

Из толпы опять бросили яйцо. На этот раз оно попало в цель — ударило Эшера в висок. Запах был тошнотворный. Еще кто-то кинул кусок свежего коровьего навоза. Он ударил прямо в лицо, залепив нанесенные Джарралтом раны на лбу и щеках.

Стражники и не думали препятствовать глумящейся толпе. Только если кто-то подбирался слишком близко к клетке, они кричали и грозили копьями. Спасения от оскорблений, тухлых яиц и гнилых помидоров не было. Надо просто пережить это, как он пережил пытки Джарралта. В конце концов, Эшер свернулся калачиком и постарался не обращать внимания на крики, оскорбления, боль, зловоние, вообще на все происходящее вокруг него. Вместо этого он сосредоточился на одном чувстве, которое еще могло помочь ему вынести этот кошмар. На ненависти. Ненависть горела в нем сильным, но ровным огнем, как пламя в хорошем очаге. И питалось это чувство одним-единственным именем, которое Эшер повторял про себя снова и снова:

Гар.

* * *

Когда он очнулся во второй раз, было еще темно, а над головой все также светил плавающий магический шарик. Враждебный гул голосов вздымался и опадал, как океанская волна. В воздухе носился аромат жареного мяса — предприимчивые торговцы съестным сновали среди зрителей, пришедших поглазеть и поглумиться над ним. Толпа собралась настолько огромная, что пришлось соорудить вокруг телеги с клеткой настоящий барьер, сдерживающий ротозеев. На дежурство у клетки с Эшером заступила новая смена стражников.