Утраченная реликвия...

Впрочем, его нынешний противник, хоть и был одиночкой, никого не представляющим и потому не заслуживающим серьезного внимания, новичком все-таки не являлся. Теперь, после неурочного панического звонка, Аверкин почти уверился в том, что судьба свела его с легендарным Инкассатором, о котором ему несколько раз приходилось слышать и в существовании которого он до сих пор сильно сомневался. Так уж устроен человек, что ему мало реальных угроз и конкретных надежд.

Ему, человеку, подавай легенду о некоем высшем существе, способном по своему усмотрению карать не правых и защищать обиженных. На протяжении своей истории человечество сочинило уйму мифов и легенд, но это вовсе не означает, что ему наскучило фантазировать, – оно, человечество, никогда не устанет сочинять глупые сказки про Иванушку-дурачка, без усилий побеждающего всех подряд – и Бабу Ягу, и Кощея, и даже мутировавшего динозавра с тремя головами – Змея Горыныча. Вот и Инкассатор поначалу казался Аверкину героем одной из таких сказок, и Саныч был очень удивлен, убедившись, что такой человек существует в реальной жизни. Впрочем, сам факт его существования еще ни о чем не говорил. Молва всегда склонна преувеличивать, отсюда и легенды.

Допив кофе, он все-таки принял душ и на всякий случай переоделся, натянув свои неизменные джинсы.

Свитер он надевать не стал, поскольку в квартире было тепло, а бросил его на журнальный столик в большой комнате. Свитер, неряшливо валяющийся на столе посреди гостиной, раздражал его, но при этом отменно скрывал лежавший под ним взведенный пистолет. Давным-давно Аверкин взял себе за правило никому не доверять. Все на свете продается, все Покупается, в том числе и такие вещи, как доверие, дружба, преданность и боевое братство. Люди – это просто инструменты для достижения той или иной цели, вроде молотка или электродрели. Но инструмент, верой и правдой прослуживший тебе долгие годы, в один прекрасный день все равно выйдет из строя. И хорошо, если он просто сломается и тихо отправится на помойку! Но ведь молоток может отскочить и засветить тебе в лоб, а электродрели ничего не стоит убить тебя током. Поэтому Аверкин всегда держал пистолет под рукой – на всякий случай. Он просто привык к пистолету, как другие привыкают к наручным часам, и не видел в этой привычке ничего дурного или странного.

Они явились ровно через час, минута в минуту, хотя для этого им, наверное, пришлось выжать из машины все, на что та была способна: штатный врач «Кирасы», бывший военный хирург, жил далековато от Аверкина, но Саныч все-таки очень надеялся на то, что у этих троих дебилов хватило ума обратиться к нему, а не в ближайшую травматологию. А уж в том, что без медицинской помощи дело не обошлось, и сомневаться было нечего: стоило только глянуть на этих троих героев.

– Три танкиста, – принимая в кресле позу ленивого созерцания, констатировал Аверкин, – три веселых друга. Такое впечатление, что вы прямиком с Курской дуги.

У Рыжего вся левая половина лица вздулась, как от запущенного флюса, и приобрела багрово-синий цвет переспелой сливы. Правая рука у него болталась на перевязи, бронзовые кудри распрямились и обвисли, а на обезображенной чудовищным кровоподтеком морде застыло виноватое выражение.

Тимоха выглядел странно. В первый момент Аверкину вообще показалось, что этому идиоту кто-то с корнем вырвал обе руки, потому что изодранные в клочья рукава его кожанки были пусты; потом Саныч заметил, что куртка на животе у Тимохи выпирает горбом, и понял, что там, под курткой, скрываются его пострадавшие конечности. Щека у Тимохи была ободрана об асфальт, головной убор отсутствовал. Меньше всех досталось, кажется, Тюленю, но и он выглядел так, словно невзначай зацепился подтяжками за антикрыло гоночного «болида».

Все трое были грязны, оборваны и пребывали в агрессивно-подавленном настроении. Аверкин поймал себя на том, что вся эта сцена напоминает ему скверно отрежиссированный водевиль про то, как банда незадачливых негодяев пытается и все никак не может разделаться с одним-единственным недотепой. А почему не может? Да потому, что он, видите ли, честный, на его стороне правда, и вообще, в историях такого сорта добро непременно должно одерживать победу. Словом, все та же сказочка про Иванушку-дурачка и Кощея Бессмертного, только на новый лад…

– Сядьте, – сказал он брезгливо, но тут же спохватился:

– Впрочем, нет, лучше стойте, где стоите. Перемазались, как говновозы, всю мебель мне испоганите. Ну давайте рассказывайте, что у вас там вышло с этим Инкассатором, а то я по телефону ничего не понял. Это он вас так покусал?

– Не он, а пес этот бешеный, – ответил Рыжий.

В отсутствие Серого он, как правило, принимал на себя роль рупора общественного мнения, поскольку остальные с трудом могли связать пару слов. Да и у Рыжего ораторское искусство составляло, увы, далеко не самую сильную сторону натуры. – Вот уж, действительно, Шайтан, – продолжал Рыжий, морщась и осторожно трогая забинтованное запястье. – И, главное, сразу за руку, в которой ствол. И когда успел научиться?