Утраченная скрипка Страдивари

За все это время Джон не прислал нам ни строчки. Всегда писала Констанция, но и от нее письма стали приходить реже. Возможно, в этом не было ничего странного, ведь путешественники переезжали с места на место, и подчас им было просто не до корреспонденции. Однако вскоре мы с миссис Темпл обратили внимание, что письма нашей дорогой голубки стали более сухими и краткими. Казалось, лишь чувство долга заставляло ее браться за перо, и в ее посланиях не осталось уже и следа той беззаботной веселости и простодушного удовольствия, которыми была проникнута каждая строчка первых писем. Возможно, мы ошибались, но прежние подозрения вновь заговорили во мне.

Из Неаполя, конечного пункта их путешествия, молодожены должны были вернуться в Англию к концу октября. Однако уже наступил ноябрь, а мы не знали, отправились ли они в обратный путь, и если нет, то на какой срок назначили отъезд. От Джона по-прежнему не было ни слова, только Констанция изредка присылала письма. По ее словам, Джон был в восторге от Неаполя и его окрестностей. Он много времени посвящал музыке, значит, подумала я, прочитав об этом, Констанция подолгу оставалась одна. Что до нее самой, то она опасалась, как бы дальнейшее пребывание в Неаполе не повредило ее здоровью.

Однажды из Неаполя пришло письмо, которое не на шутку встревожило нас. Оно было датировано 25 октября. Констанция писала, что в последнее время у Джона расстроились нервы, его мучила бессонница. В среду, то есть за два дня до даты на письме, он целый день не находил себе места. Странное беспокойство еще больше усилилось вечером, когда они удалились в спальню. Непонятное возбуждение не давало ему уснуть, он оделся и, сказав жене, что, быть может, ночной воздух успокоит его нервы, ушел. Вернулся он около шести утра и был так страшно бледен и изнурен, что Констанция тут же уложила его в постель и послала за врачом. Доктора определили у него приступ какой-то странной малярии и сказали, что ему нужен неусыпный уход. Однако из следующего письма мы узнали, что Джон поправился, и наше волнение несколько улеглось хотя бы на время. Между тем ноябрь близился к концу, а о возвращении не было и речи.

Ноябрь — самый хмурый месяц в Англии. Он не радует пестрыми красками октября и не будоражит радостным ожиданием рождественских праздников, которые так скрашивают декабрь. В тот год ноябрьское ненастье казалось еще более беспросветным, чем всегда. На исходе месяца зарядили нескончаемые дожди, и Рой, извилистая речушка, протекавшая по парку недалеко от усадьбы, вздулась и стала неузнаваемой. Однажды после страшной ночной бури вода в ней вышла из берегов, затопила террасы в саду, разрушила цветники и оставила на лужайках безобразный слой грязи. Казалось, сама природа обрушилась на нас, и мы совсем впали в отчаяние. И потому, когда пришло письмо из Лаона с известием, что молодожены уже на пути домой и рассчитывают прибыть в Англию через неделю, радости нашей не было предела. Писала, как и прежде, Констанция. Джону очень хотелось встретить Рождество в Уорте Малтраверзе, и он просил нас выехать туда не откладывая, чтобы подготовить дом к их возвращению. Молодые прибыли в Уорт в середине декабря, и можно представить, с какой любовью мы с миссис Темпл встречали их.

В ответ на наши взволнованные расспросы Джон уверил нас, что вполне здоров, и, хотя действительно нельзя было заметить никаких явных признаков недуга, нас потрясла произошедшая в нем перемена. Исчез его всегдашний здоровый румянец, лицо поражало странной бледностью, хотя не казалось осунувшимся и изнуренным. Констанция также подтвердила, что здоровье Джона поправилось, но после той ночи, когда его свалил приступ малярии, на лицо так и не вернулись прежние краски.