Утраченная свобода

— Давайте не будем начинать все сначала! — взмолился мистер Бомарис. — Только скажите, дорогой друг, что вы намереваетесь делать, если я не заплачу ваших долгов!

— Я думал о том, как вступить в кавалерийский полк, если меня примут, — сознался Бертрам. — Под вымышленным именем, конечно!

— Мне кажется, что кавалерийский полк подойдет вам как нельзя лучше, — сказал мистер Бомарис. — Но вам будет гораздо удобнее, да и нам всем, если вы вступите под своим именем и в качестве корнета. Чего бы вам хотелось? Гусарский полк?

Эти невероятные слова заставили Бертрама сначала покраснеть, потом побледнеть, судорожно глотнуть и наконец выпалить:

— Вы не можете иметь это в виду! После всего! Я… О, сэр, вы серьезно?

— Да, разумеется, но дайте же мне ваши счета!

— Я не заслужил, чтобы вы что-нибудь для меня делали! — вскричал Бертрам, лишившись последнего самообладания.

— Счета!

Бертрам, уже качаясь на волнах каких-то блаженных грез, привстал и сказал:

— Счета? О! О, да, они все здесь — только вы будете поражены тем, сколько я потратил, и…

— Меня никогда ничто не поражает, — ответил мистер Бомарис, протягивая руку. Он засунул в карман скомканные бумаги и сказал: — Я устрою все так, что никто из ваших кредиторов не догадается, что не вы им заплатили. Вы задолжали кому-нибудь здесь, кроме вашего счета?

Бертрам покачал головой.

— Нет, потому что Белла дала мне все деньги, которые у нее были, когда пришла навестить меня. Я боюсь, вам не хотелось бы, чтобы она так делала, и мне тоже, но Феликс привел ее, совсем в духе этого олуха! Это… это ужасное место, и я думаю, что должен вам сказать, вина за ее приход в эти трущобы полностью лежит на мне!

— Вы меня пугаете, — сказал мистер Бомарис. — Я надеюсь, она не останавливала глаз ни на какой нуждающейся личности, которой потом будет чувствовать себя обязанной помогать?

— Нет, я не думаю, — ответил Бертрам. — Феликс сказал, что она дала шиллинг женщине, которую здесь называют Сью Четверть Пинты. И я чрезвычайно огорчен, сэр, и я ни за что на свете не допустил бы этого, но Феликс говорит, что они столкнулись с Болтливой Пег, которая… которая притащила меня сюда, когда я не соображал даже, где нахожусь… Она… она была очень добра ко мне, на свой лад, вы понимаете, и Белле пришло в голову, что ее нужно отблагодарить за то, что она за мной ухаживала! Но с этим все в порядке, потому что я дал Пег пять фунтов из тех денег, что оставила мне Белла!

— Помоги мне небо! — сказал мистер Бомарис. — Она, несомненно, будет ждать от меня, что я подыщу жилище для этой шлюхи! Болтливая Пег, вы сказали? Боже милостивый!

— Нет, нет, сэр, она не станет! — воскликнул Бертрам. — Зачем бы ей?

— Потому, что это ее неизменная практика, — с горечью сказал мистер Бомарис. — Вы не предполагаете, что я добровольно выбрал себе это животное?

— Не хотите ли вы сказать, что его вам дала Арабелла? Ну, это уж слишком с ее стороны! Должен сказать, мне казалось, что это довольно чудная собака для вас, сэр!

— Весь Лондон думает, что это чудная собака для меня. Даже хозяин этого кабака пытался выпроводить ее отсюда!

Он достал свою записную книжку, вырвал из нее несколько чеков и толкнул их через стол.

— Вот, заплатите ваш счет здесь, выкупите все, что у вас в закладе, и закажите себе место на козлах в первом дилижансе на Хэрроугейт. Мне думается, почтовые кареты отходят утром в безбожное время, так что вам лучше переночевать в той гостинице, от которой они отправляются. Несколько дней на свежем воздухе помогут вам оправиться, я уверен, от всех разрушительных действий бренди, которое вы пили, и сделают возможной вашу встречу с отцом, не вызывая подозрений.

Бертрам попытался что-то сказать, потерпел неудачу, сделал еще одну попытку и сумел выговорить очень хриплым голосом:

— Я н-не могу отблагодарить вас как следует, и, конечно, я знаю, что это ради Беллы! Но одно я могу сделать, и я сделаю! Я во всем признаюсь отцу, сэр, и… и если он скажет, что я не имею права вступать в гусарский полк после того, как вел себя так гнусно, тогда… тогда это послужит мне уроком!

— Да, — сказал мистер Бомарис. — Это очень благородно с вашей стороны, и мне всегда казалось, что это превосходный план, однако прежде, чем позволить себе оргию искупления, следует подумать о том, не придется ли тому, кто принимает исповедь, вынести много ненужных мучений.

Мгновение Бертрам молчал, пока эти слова доходили до его сознания.

— Вы думаете, мне не следует рассказывать отцу, сэр?

— Я не только думаю, что вам не следует, я категорически запрещаю упоминать об этом деле.

— Мне не хотелось бы обманывать его, — робко сказал Бертрам. — Вы понимаете…