Вдруг он услышал знакомый звук саксофона: «Не может быть… – подумал Гриша. – Где он? Как он может играть под таким дождем?» Мужчина стал искать музыканта, нетерпеливо вертя головой. Но дождь лил сплошной стеной, сквозь которую неслись только звуки мелодии…
И вдруг из непроглядной завесы воды вышла странная фигура. Это был он – тот же самый музыкант. Он играл уверенно и спокойно, и дождь не смущал его ничуть. Григорий заулыбался, оценив изобретательность музыканта: над саксофонистом был раскрыт зонт, который он как-то закрепил у себя за спиной. Это был зонт-трость огромных размеров. С него струями стекала вода, но музыкант был сух и чист. Там же, за спиной, болтался ящик от инструмента. Он был раскрыт и словно приклеен к спине мужчины. Правда, в нем не было ни копейки.
Саксофонист, тоже улыбаясь, подошел к единственному гостю кафе под навесом. Сменил мелодию. Гриша узнал ее, но не мог вспомнить названия. Он, слегка обалдев, смотрел на музыканта, похожего на гору. Мужчина поиграл еще и остановился.
– Привет! – поздоровался он с Гришей, словно был с ним давно знаком, и, повернувшись к стойке, за которой скучала девушка – работница кафе, прохрипел:
– Ирка, чего ты клиентов в такую погоду одним кофе поишь? С ума сошла? Кофе в такой дождь должен быть как минимум с коньяком… – он улыбнулся и обнажил рот с отсутствующими почти симметрично передними зубами: одним сверху и одним снизу. Подошел к Грише и нарочито вежливо спросил: – Разрешите присесть, сударь?
Гриша и без коньяка находился в состоянии какого-то опьянения. На секунду он задумался, что последние три дня с ним происходят странные вещи. И даже вот эта вторая встреча с саксофонистом казалась ему сейчас очень необычной. И это обращение…
Он охотно ответил:
– Весьма рад, сударь! Прошу!
Музыкант, не особо рассчитывавший на такую любезность, радостно снял с себя свое хитрое сооружение вместе с плащом и присел рядом с Гришей. В этот момент Ирина, официантка, принесла кофе и коньяк в маленькой рюмочке для музыканта. Было ясно, что он здесь постоянный клиент. Безмолвно она повернулась и пошла к стойке обратно.
– Ирэн, а гостю?.. – снова довольно фамильярно окликнул ее музыкант и тут же опять очень вежливо обратился к Григорию: – Или вы, сударь, за рулем?
– За рулем, – смеясь ответил Гриша.
– Ир, не надо! Он за рулем, – прохрипел саксофонист.
Музыкант поднялся и начал разбирать свое хитрое устройство: как-то ловко выкрутил зонт, а потом отсоединил от него футляр. Бережно убрал в него саксофон и отнес все за соседний стол, а плащ, вернувшись, накинул на плечи.
– В такой ливень не идет мое дело, – начал он разговор, – так… играю больше для души, – он капнул две капли коньяка из рюмки в черный кофе и оставшийся намахнул одним глотком. Улыбнулся.
Григорий следил за ним внимательно, как ребенок за сказочным героем. Раньше бы он не обратил никакого внимания на этого человека. Подумаешь, спивающийся музыкант… А сейчас он казался ему каким-то безумно интересным экземпляром.
Музыкант был рад поговорить со случайным знакомым, тем более что Гриша производил на него приятное впечатление.
– Я люблю играть в дождь… Вот и приспособы все у меня сделаны!.. – похвалился он.
Гриша кивнул, что оценил их.
– Интересный выдался август: вроде солнечный, а то и дело ливень! Да еще какой… Бабка моя всегда говорила: «Дожди души очищают… Они к переменам в душе…» – и он поднял указательный палец, словно собирался пригрозить кому-то. – Ведьма была. Все соседи ее боялись. Вот что ни скажет – все сбудется! Давно уж померла, – он глотнул кофе.
– Почему? – спросил Григорий.
– Что почему?.. – переспросил саксофонист.
– Ну, почему перемены в душе? Не стране? Не в жизни?.. А в душе?
– А! – усмехнулся музыкант. – Да пес ее знает, старую, почему в душе… – он закашлялся и громко прохрипел: – Ирэн, тащи вторую! Что-то тошно сегодня от этого дождя, не простыть бы…
Ира зазвенела посудой и через минуту молча принесла вторую рюмку с коньяком.
– Одно могу сказать: в дождь все иначе… Вот вы заметили, сударь, что, когда идет дождь, все как будто меняется? Ну, вокруг… – он развел руками. – Краски, люди, обстановка, настроение… В такую погоду даже музыка звучит по-особому… Заметили, а?..
Гриша посмотрел вдаль, откуда бежала Волга…
– Заметил… – в задумчивости ответил он.
– Во-о-о-т… – протяжно сказал музыкант. – И она меняется…
– Кто? Волга? – так же задумчиво спросил Григорий.
– Не-е-е, – махнул рукой саксофонист, – душа…
Гриша уставился на саксофониста, а тот деловито поднял и намахнул вторую рюмку. Поморщился и растянулся в улыбке, отхлебнул кофе…
– Душа, брат… Душа… – он потянулся на стуле и вдруг почти проорал: – А хороша она, а?! Волга-то?..
Гриша слегка опешил и отшатнулся от него:
– Хороша… – и он засмеялся.
– Во-о-о-т, – снова протянул музыкант. – Великая русская река…
Дождь затихал. Реку становилось видно все отчетливей. В пасмурную погоду в ней была особая красота: вода стала густого сизого оттенка, а над поверхностью ее повисла серая полупрозрачная дымка.
Где-то вдалеке раздался гудок теплохода…