Утраченное наследие

Софья Ильинична смотрела на Гришу, словно он говорил о чем-то потустороннем. В то же время в ее глазах появилось искреннее доверие к нему.

Гриша заметил это, и в душе его что-то переворачивалось… Это не жалость была, а чувство какой-то детской восторженности. Чем больше он узнавал эту женщину, тем больше привязывался к ней и тем сильнее хотелось помочь ей спасти дом.

Софья Ильинична продолжила листать семейный альбом.

– Это мои родители вместе. Отец женился, когда ему исполнилось 26 лет. Мама была дочерью знаменитого инженера Берегова и страстной поклонницей таланта отца. Они и познакомились в театре.

– О, инженер Берегов… Это тот самый Берегов, имени которого есть музей на Старосадовой? – Гриша наморщил лоб. – Он же проектировал и строил военный завод?

– Да. Это тоже мой знаменитый дед, только по линии матери. Этот завод сделал его героем СССР, но уже после войны. Он же возглавил круглосуточное изготовление оборонных заказов в 1941 году. Знаете, Гриша, на этой же улице есть памятник детям, которые всю войну трудились на заводах, чтобы обеспечить фронт.

– Знаю…

– Так вот, дед до самой смерти вспоминал этих своих молодых подчиненных, с которыми трудились даже по ночам, – она вздохнула, и морщинки на лице как-то углубились. – Война никого не жалела…

– Софья Ильинична, да у вас действительно что ни предок, то гордость губернии… – пораженный Гриша смотрел на нее, словно не мог поверить всему, что услышал.

– Ах, Гриша, не преувеличивайте! Гордость… Сейчас губерния гордится не этим… Впрочем, вы вот же знаете, что был такой инженер в области. Может, это и есть наследие? То, для чего жили и работали мои предки?..

– Софья Ильинична, а дед по отцу – Курагин Алексей Васильевич?.. Вы сказали, он доктор?

– Да про него как раз нечего особо рассказывать. Он был врачом, хирургом в больнице, здесь же, в старой части С. Здания давно уже нет. В военное время он с работы не выходил. Мы его почти не видели. Приходил всегда уставший страшно и садился за рояль. Он тоже очень любил музыку. Знал на память массу произведений Чайковского, Баха, Бетховена. Самым любимым была «Лунная соната». Он ее часто играл. Когда умер отец, он переживал страшно. Замкнулся в себе и только и делал, что играл «Лунную сонату». Она потом у нас с сестрой на всю жизнь слилась в одно воспоминание о смерти папы. Бабушка пыталась вернуть его к нормальной жизни. Сильная была женщина. Работала в этой же больнице медсестрой. Но даже она не смогла тогда утешить его. Умерли они друг за другом в 1959-м. Именно в деда пошла моя родная сестра – Полина. В деда и в отца. Она с детства любила музыку. Фортепиано стало ее призванием. Маленькой я, конечно, и подумать не могла, что моя младшенькая сестричка станет знаменитой пианисткой. Такая смешливая егоза была. Но единственное время, когда она становилась серьезной, – время уроков за инструментом.

Софья Ильинична вздохнула и посмотрела на Григория внимательно.

– Пойдемте лучше, Гриша, дом смотреть! Он больше меня помнит… На первом этаже есть портреты всей семьи. Я почти не хожу туда…

И она направилась из комнаты в коридор, взяв с собой ту же свечу, с которой встретила Гришу прошлым вечером. Он поспешил за ней.

Григорий был в гостях у Софьи Ильиничны уже в третий раз, но все время их что-то отвлекало. А ему так давно хотелось увидеть весь этот дом изнутри. Детское нетерпение заиграло теперь внутри него.

– Софья Ильинична, простите!.. Отчего умер ваш отец? Ведь он умер довольно рано, раз дед Алексей пережил его? – осторожно спросил Гриша, пока они шли по длинному коридору второго этажа.

– Да, дед с бабушкой пережили сына на три года, – вздохнула хозяйка, – сердце, Гриша, сердце… Отец мало пел после войны. Он ведь был на фронте. Тонкая натура, творческая… Когда вернулся из госпиталя, в который попал по контузии, очень изменился. Что-то уже тогда не так стало в его характере. А после войны… один-два спектакля, не более, в месяц. Он стал быстро уставать. Никто не подозревал, что это связано с болезнью, поэтому его смерть стала неожиданностью… Провожали его в последний путь прямо из родного театра. Мама не могла прийти в себя полгода. Но все же не оставила нас с Полиной одних. Однако из театра, где работала вместе с отцом, ушла.

– Она тоже пела? – спросил Гриша.

– Нет. Мама наша отличалась особой скромностью. Была обычным костюмером. По образованию, правда, она педагог, но судьба еще студенткой занесла ее в театр, где они с папой и познакомились. Она влюбилась и осталась там работать.

Софья Ильинична вздохнула и, мечтательно улыбнувшись, добавила:

– Мама всегда говорила, что папа стал ее призванием… И она была ему достойной парой. Красивая, статная, умная. На людях она всегда была сдержанной, говорили, что даже слишком. Но дома она была совсем иной: забота и любовь во всем; веселая и ласковая… Могла часами читать нам классику – и русскую и зарубежную. Какой у мамы был французский… ммм… Я, сколько ни пыталась, так и не смогла достичь такого произношения. С детства заслушивалась ее французским, оттого и пошла учить языки.