Утраченное звено мировой истории (статьи)

Следующая путаница: «Северный ягвеизм не был настолько силен, чтобы устоять против испытания изгнания. Мы увидим, с другой стороны, что иерусалимский ягвеизм или, точнее говоря, иудаизм выходит более могущественным из изгнания и возрождается на почве, от которой его силою оторвали, в большем блеске, чем когда–либо». То есть, у Ренана получается, что если «северный ягвеизм» не устоял, а «иерусалимский ягвеизм» устоял перед этим надуманным катаклизмом, то и еврейский народ наполовину что ли вымер? Или наполовину стал христианским? Или исламским? Так он же этого не говорит, а заставляет догадываться. То–то и оно, что без грани, которую четко надо иметь в голове, получается ерунда. Но позволить себе признаться в ерунде он не может, поэтому следуют совершенно невообразимая в здравом уме, надуманная концепция, что половина народа куда–то исчезла на почве разногласий микроскопического характера внутри веры. Но он прямо так и говорит: «Нет сомнения, что такое освещение событий (Библией – мое) сложилось после пленения иудаитов, под влиянием вражды, расколовшей Иерусалим и Самарию». Но ведь «пленены–то как раз не «иудаиты», а «израильтяне», ведь Самария все–таки по Ренану – столица Израиля. То есть Ренан на вопросы, делающие Библию непонятной, ответы ищет внутри самой Библии. Какой же дурак будет переписывать, редактировать Библию так, чтобы явно оставлять следы переделок? Следы, конечно, остаются, но надо сильно в ней покопаться, чтобы их найти. А то, что лежит на поверхности, как правило, не стоит выеденного яйца.

«Отныне, — пишет Ренан далее (с.340–341), — Иуда один будет исполнять задачу, возложенную на весь народ израильский. Он будет исполнять эту задачу с гораздо большей последовательностью, чем северные племена. Уже за полвека до взятия Самарии почти все творчество еврейского духа сосредоточилось в Иудейском царстве».

Опять тройная галиматья. Во–первых, половину народа не выборочно, что было бы по–сталински, а чисто географически выкосил, чтобы евреи строили что–то «правильное». И это уже абсурд. Во–вторых, не имея четкого представления, чем же все–таки иудеи отличаются от израильтян, Ренан опять пишет: «весь народ израильский», явно имея в виду и тех, и других, но называя почему–то только вторых. Так же глупо нельзя ошибаться, пишешь–то не письмо любимой. Но это может случиться только в том случае, если безразлична сама разница, сама грань, которую надо иметь всегда наготове в голове. Третье же в том, что Ренан никак не может отрешиться от внутренней потребности историка: иметь государство, чтобы вообще писать историю. Ему невдомек, что в те времена никаких вообще государств в нынешнем понятии не было, а еврейское государство вообще им не нужно, так как они искони приспособились жить припеваючи среди других народов.

Главное же состоит в том, что во всей этой исторической куче, которую лопатит Ренан, не разбирая, действительно есть алмазы. Это смутные, несколько раз исправленные невпопад, разбросанные среди «пустой породы» сведения, что среди евреев были израильтяне и иудеи. Они по–разному участвовали в народах, которые прочесывали. И здесь следовало бы хорошо подумать, что же это значит? А не «организовывать» государства, войны, пленения–переселения и прочую ерунду, еще больше запутывающую дело.

Куда идет «Иудейский» народ?

Заголовок у части книги, которую я сейчас рассматриваю, «Иудейское царство», и на 50 страницах сплошняком опять цари, войны, пленения–переселения и здоровенный кусок поэзии. Во всем этом разобраться нельзя, как, если бы вы читали все сплетни и анекдоты какого–нибудь города за триста лет, собранные без дат и какой либо другой системы в одной книге, притом, без начала и конца, потребленных на самокрутки или ружейные пыжи. Каждый анекдот и сплетня сами по себе интересны, в куче же это – сплошная усталость. Поэтому я буду обращать внимание только на выводы, которые делает Ренан время от времени.

Израиля, как я только что изложил устами Ренана, больше на свете нет, но автор пишет, как ни в чем не бывало: «С этого времени Израиль (все выделения – мои) принял положение, которое сохранил в течение целых веков, а именно: крошечного злорадного народа среди других народов, умеющего с удивительной проницательностью предвещать их гибель, которую он встречал с чувством радости. Некий Нахум, вероятно, иудей, …проявлял необыкновенную дальновидность, …навело его на мысль о грядущем падении Ассирии, которое совершилось в действительности…» (с.399). Кому мне еще пожаловаться, как не вам, ведь Ренан давно покойник, что так делать нельзя. Иудей и Израиль – это коренные термины и менять их местами, какое на ум придет первым, считая синонимами, отвратительно.