Утраченное звено (сборник)

И вдруг… Сначала мне показалось, что цветы, стоящие в вазе на письменном столе, запахли сильнее. Затем этот запах напомнил мне другой — запах из реторты… Быстро-быстро в воображении побежали значки формул, атомы шевелили усиками, будто искали, что бы присоединить к себе…

Что же это так пахнет? Гвоздика, резеда, стихи Блока… Стоп! Стихи не пахнут. Это пахнут полынь, чебрец и другие травы, которые я собрал, когда ездил в степь. Гвоздика… Из нее я тогда создал экстракт, но он не реагировал с основным раствором… А полынь? При чем тут полынь?

В памяти звучала музыка. Любимая симфония… Нотные знаки выстраивались в шеренги рядом с формулами, с цифрами, с запахом цветов, со стихами, с полузабытыми строчками учебников, со словами одинокого старика Михаила Семеновича. В этой невероятной смеси замелькали названия, химических элементов…

И я увидел формулу! Завершенную, прекраснейшую из формул, чудо совершенства! Она была строго законченной, упругой и надежной, сильной и манящей. Она появилась передо мной, как Афродита, возникшая из морской пены. И я снова подумал о двух методах природы и о том, что всякий раз, когда нам удается подражать ее Второму методу, мы видим то, что раньше было от нас скрыто…

4

Отзвучали длинные речи, поздравления, и я облегченно вздохнул. Выступавшие подчеркивали, что только выдающемуся человеку, подлинному гению под силу совершить каскад крупнейших открытий. С восхищением говорилось о расшифровке физиологического механизма вдохновения, о М-стимуляторе, о препаратах, способствующих излечению нервных параличей…

Сначала до меня как-то плохо доходило, что все эти люди в таком высоком стиле говорят именно обо мне. Позже я поймал себя на том, что начинаю думать о себе в третьем лице. И чтобы процесс моего психологического преображения не зашел еще дальше, я заставил себя вспомнить худого, как жердь, одинокого старика в полосатом костюме, похожем на арестантскую униформу, старика, который так щедро разбрасывал зерна своих идей, не заботясь даже о почве, в которую они попадут. И они прорастали, несмотря на сорняки и засуху, на жучков и червей, — такая сила всхожести была в них заключена. Я провел взглядом по рядам кресел в зале, будто и впрямь надеялся различить среди людей Михаила Семеновича.

Я видел сотни лиц — доброжелательных и улыбчивых, завистливых и угрюмых, простодушных или надевших маски безразличия. Я встречал десятки прищуренных глаз, глядящих на меня, словно сквозь прорезь прицела, и сотни поощрительных взглядов, утверждающих: мы с тобой, мы поможем!

И среди всех этих разных лиц, знакомых и незнакомых, я увидел два совершенно открытых лица с одним и тем же выражением безграничного удивления. Я вспомнил, что, кроме Михаила Семеновича, еще два человека имеют право на часть моей славы, ибо в самое трудное время они хотели мне безвозмездно помочь, защитить от самого себя, спасти от сумасшедших идей моего учителя.

Я немедленно вышел из-за стола президиума и направился к ним, и они стали средоточием внимания всего зала. Мужчина, мой бывший школьный товарищ, гордо выпрямился, выпятил грудь — на ней блеснули награды, а женщина, моя бывшая жена, засуетилась, одернула кофточку, благодарно и восторженно посмотрела на меня. Ее губы чуть-чуть раскрылись навстречу мне, и у меня закружилась голова, будто вернулись хмельные и бесшабашные дни, когда я любил ее тем больше, чем меньше она меня понимала.

— Мне даже не верится, что все это говорилось о тебе, — шепнула она.

— Мне тоже, — ответил я, и мой ответ предназначался для них обоих.

Но я забыл о ее непреодолимом стремлении спорить, и она сразу же напомнила мне об этом:

— И все же именно ты раскрыл секрет вдохновения, хотя я так и не знаю, в чем он состоял.

— Может быть, в том, чтобы рисковать из-за него жизнью, — пошутил я.

Она не поняла моей шутки, но понял он и быстро опустил глаза. Я почти физически ощущал, каково ему сейчас, и мне стало больно. Благодаря моим открытиям и препаратам я мог помочь больным и умирающим. И только этим двум людям, которых так искренне жалел, я ничем помочь не мог…

ЦЕННЫЙ ГРУЗ

1

Траурный язык пламени взвился над крылом самолета. Ян круто завалил машину набок, пытаясь сбить пламя. Он повел ее в вираже, рванул вверх, потом — вправо и вниз.

Ничто не помогало.

Ян начал задыхаться от дыма. Пора катапультироваться…

Он медлил. Слезящиеся глаза смотрели на пульт. Как только Ян решался на парашют, в памяти возникала табличка с двумя буквами: «С-Л».

«Ценный груз», — мимоходом сказал бригадир, руководивший погрузкой. Он даже пытался объяснить, для чего предназначены эти ультрацентрифуги типа «Л». Ян понял только, что они необходимы киевским ученым для выделения какого-то вещества из разрушенных клеток. Потом его будут изучать. «Ну что ж, у каждого — свои дела», — подумал тогда Ян.