Утраченное звено (сборник)

Тогда-то я впервые по-настоящему задумался о себе, о своих смертях, о прозрачном проводе, уходящем в скалу. И оформилось в бедной моей голове великое Подозрение. Дал я себе клятву проверить его, пусть хоть через сто своих смертей перешагну. Да и не стоят все они — сто или тысяча — одной смерти моего сына, одного вопроса, который просверлил мой мозг, — _за что_? Уж такой был мой сынок ласковый, послушный, умный, в нем видел я оправдание своей жизни. Остался он в моей памяти и тем болящим вопросом, и напоминанием о тайне, о клятве.

Лихачом я никогда не был, знал цену лихачеству: много ума и смелости не нужно, чтобы на акселератор жать, но с той поры моя жизнь приобрела только один смысл — проверить Подозрение. Ради этого готов я был на что угодно — превышал скорость, исколесил десятки тысяч километров дорог и бездорожья, забирался в такие уголки, где и туристы не бывали. Как услышу, что где-то нечто диковинное обнаружилось, следы пришельцев ищут, гигантскую впадину нашли или раскопали древний храм, я туда пробиваюсь, пытаюсь все детали разузнать.

Конечно, пробовал я — и не раз — прозрачный провод разыскать, да как найти место, где бывал не то что двадцать или сто лет назад, а еще в прежней жизни?

Знакомые и друзья считали меня тронутым, моим чудачествам перестали поражаться. И никто не удивился, когда во время экспедиции в высокогорную страну я вместе с машиной сорвался на крутом повороте и рухнул в пропасть.

…Теперь я уже не шофер, а молодой ученый. Правда, все же автолюбитель. Наверное, привычка к рулю у меня вроде атавизма. Есть и другие привычки _оттуда же_. А способности иногда появляются такие, что и сам их пугаюсь. Эти способности позволили мне почти одновременно окончить два факультета университета и успешно работать в нескольких областях науки: физике твердого тела, астрономии и кибернетике. В двадцать пять лет я уже был доктором физматнаук, в двадцать семь — член-корром Академии наук.

Родителей я не помнил — они умерли, когда мне, было несколько лет от роду, на девушек я не обращал внимания, хотя они, как вы сами понимаете, всячески старались завоевать мои «руку и сердце». Не так второе, как первое. Впрочем, я был недурен собой — высокий, широкоплечий, рыжеватые волосы слегка кудрявились. Высокий напористый лоб, широкие густые брови. Глаза, правда, подкачали: правый был темнее левого, и казалось, что я слегка косой. Это и создавало, как утверждали знакомые, особенный, внезапно пронзительный «мой взгляд». Говорили, что я смотрю не на человека, а сквозь него. И в этом была немалая доля правды, ибо всеми моими помыслами владела одна страсть — подтвердить или опровергнуть Подозрение, доставшееся мне еще в прежней жизни и как заноза засевшее в памяти.

Оно проснулось, когда мне было двенадцать лет. Я учился тогда в математической школе. С некоторых пор мне стало казаться, что задачи, которые нам задавали, я уже решал когда-то давно. Я истязал себя, пробуя решать все более сложные уравнения, и чем успешнее решал их, тем больше росло беспокойство. Затем стало казаться, что и многие жизненные ситуации мне уже встречались.

Я влюбился в старшеклассницу, стройную худенькую девушку с тонкой пульсирующей жилкой на мраморном виске. Ее забавляло мое преклонение, она сама приглашала меня на прогулки, покровительственно обнимала меня, ее волосы пахли травами и щекотали мою кожу. Однажды она сказала: «Я научу тебя целоваться, парень, а ну-ка, подставляй губы». И когда ее губы коснулись моих и меня опалило жаркое волнение, я вспомнил, что это со мной уже случалось в иных жизнях. И хотя варианты были различные, ощущение оставалось почти одним и тем же. Заработало Окошко Памяти, и я с полной ясностью вспомнил, как жил и умирал прежде. И первым делом вспомнил клятву, которую дал себе, когда мой сын умер в таком возрасте, как я сейчас.

Мне удалось вспомнить и о прозрачном проводе, уходящем в скалу, о трещине, каньоне, природных аномалиях, обнаруженных в высокогорной стране Лаксании.

Несколько лет подряд я ездил туда и с экспедициями и совсем один, рискуя свалиться в пропасть. Смерти, как вы понимаете, я не боялся, но боялся погибнуть, не успев проникнуть в тайну. Ведь, возможно, в новой жизни я забуду многое из того, что успел узнать, например, о двух черных дырах в созвездии Карра, о неоднородности атмосферы над Лаксанией и главное — об уравнении, составленном и решенном мной на основании новейших астрономических наблюдений. Оно позволило мне определить, что Вселенная наша конечна и замкнута на самою себя. Я вычислил и ее радиус. Он был различным в разных местах и резко укорачивался в районе Лаксании.

Составив несколько сот уравнений по данным многих экспедиций в эту страну, я понял, что разгадку надо искать именно там. Если бы я поделился выводами, к которым пришел, даже показал кому-то мои математические выкладки, меня сочли бы сумасшедшим. Поэтому я помалкивал и готовился к путешествию.