Утраченные иллюзии

— Барбе, — сказал Этьен книгопродавцу, — у нас на пять тысяч франков векселей Фандана и Кавалье, сроком на шесть, девять и двенадцать месяцев; желаете их учесть?

— Беру за тысячу экю, — сказал Барбе с невозмутимым спокойствием.

— Тысяча экю?! — вскричал Люсьен.

— Никто вам столько не даст, — сказал книгопродавец. — Не пройдет и трех месяцев, как эти господа обанкротятся; но я знаю, у них есть прекрасные произведения, а продажа идет туго, ждать они не могут. Я куплю за наличные и уплачу их же собственными векселями: операция принесет мне две тысячи на покупке товара.

— Согласен потерять две тысячи франков? — сказал Этьен Люсьену.

— О нет! — вскричал Люсьен, испуганный этой первой сделкой.

— Напрасно, — отвечал Этьен.

— Никто не учтет этих векселей, — сказал Барбе. — Ваша книга — последняя ставка Фандана и Кавалье; они могут ее выпустить только при условии, что тираж будет храниться на складе типографии; успех спасет их лишь на полгода, ибо рано или поздно они вылетят в трубу! Эти молодцы больше опоражнивают рюмок, нежели продают книг! Для меня их векселя представляют некое дело, и поэтому я даю вам наивысшую цену против той, что вам дадут дисконтеры, которые станут еще взвешивать, что стоит каждая подпись. Расчет дисконтера в этом и заключается, что он должен знать, даст ли тридцать процентов, в случае несостоятельности, каждая из трех подписей. А ведь вы представляете всего лишь две подписи, и каждая из них не даст и десяти процентов.

Друзья в изумлении переглянулись, услышав из уст этого педанта суждения, раскрывавшие в немногих словах всю мудрость учета.

— Довольно пустословия, Барбе, — сказал Лусто. — К кому же из дисконтеров нам обратиться?

— Папаша Шабуассо (набережная Сен-Мишель), как известно, заканчивал в прошлом месяце дела Фандана. Ежели вы отклоняете мое предложение, ступайте к нему; но вы вернетесь ко мне, и тогда я дам всего лишь две с половиной тысячи франков.

Этьен и Люсьен пошли на набережную Сен-Мишель, где обитал Шабуассо, один из дисконтеров в книжной торговле, и он принял их во втором этаже своего особнячка, в помещении, обставленном с большой причудливостью. Этот второразрядный банкир и, однако ж, миллионер, любил греческий стиль. Карниз в комнате был греческий. Кровать отменно строгой формы, задрапированная тканью пурпурного цвета и поставленная, по-гречески, вдоль стены, как на картине Давида, была изделием мастеров времен Империи, когда все создавалось в античном вкусе. Кресла, столы, лампы, подсвечники, мельчайшие принадлежности убранства, без сомнения, терпеливо подобранные в антикварных лавках, дышали утонченным изяществом хрупкой, но изысканной старины. Этой манере, мифологической и легкой, причудливо противоречили нравы ростовщика. Замечено, что самые прихотливые характеры встречаются среди людей, торгующих деньгами. Эти люди своеобразные сибариты мысли. Обладая неограниченными возможностями и вследствие того пресыщенные, они прилагают огромные усилия, чтобы преодолеть свое равнодушие. Кто сумеет их изучить, тот всегда откроет какую-нибудь манию, какой-нибудь уязвимый уголок в их сердце. Шабуассо, казалось, укрылся в древности, как в неприступной твердыне.

— Он, несомненно, достоин своего имени[39], — улыбаясь, сказал Этьен Люсьену.

Шабуассо был человек маленького роста, с напудренными волосами, в зеленоватом сюртуке, в жилете орехового цвета, в коротких черных панталонах, в полосатых чулках, в башмаках, скрипевших при каждом шаге. Он взял векселя, пересмотрел, затем важно возвратил их Люсьену.

— Фандан и Кавалье — милые юноши, весьма умные молодые люди, но я не при деньгах, — сказал он сладким голосом.

— Мой друг согласен немного потерять при учете, — отвечал Этьен.

— Я не возьму этих векселей, как бы выгодно ни было, — сказал человек, и его слова, точно нож гильотины, оборвали речи Лусто.

Друзья откланялись. Проходя через прихожую, куда их предусмотрительно провожал Шабуассо, Люсьен заметил кучу старых книг, купленных дисконтером, бывшим книгопродавцем, и среди них на глаза романисту вдруг попалось сочинение архитектора Дюсерсо, который описывал французские королевские дворцы и знаменитые замки, планы которых были нарисованы в этой книге с большой точностью.

— Не уступите ли это сочинение? — спросил Люсьен.

— Пожалуй, — сказал Шабуассо, превращаясь из дисконтера в книгопродавца.

— Цена?

— Пятьдесят франков.

— Дорого, но книга мне нужна; а заплатить я могу только векселями, которые вы не желаете принять.

— У вас есть вексель в пятьсот франков на шесть месяцев, я могу его принять, — сказал Шабуассо; вероятно, он на такую же сумму был в долгу у Фандана и Кавалье по остатку какого-нибудь счета.

Друзья воротились в греческую комнату, где Шабуассо написал целый меморандум, начислив шесть процентов за учет векселя и комиссию, что составило тридцать франков вычета, добавил к этой сумме пятьдесят франков — стоимость книги Дюсерсо, и вынул четыреста двадцать франков из кассы, наполненной новенькими экю.