Утраченные иллюзии

Люсьен представлял собою в их среде нечто вроде зародыша; он был восхищен книгой Натана, он почитал его как некоего бога, и подобное низкопоклонство перед критиком, имя и влияние которого были ему неизвестны, ошеломили его. "Ужели я дойду до подобного унижения? Ужели настолько поступлюсь своим достоинством?-говорил он самому себе.- Надень шляпу, Натан! Ты написал прекрасную книгу, а критик всего лишь статью". Кровь в нем закипела при этой мысли. Он видел, как в переполненной народом лавке добивались приема у Дориа робкие молодые люди, начинающие авторы, и как, потеряв надежду получить аудиенцию, они уходили, приговаривая: "Я зайду в другой раз". В центре группы состоявшей из знаменитостей политического мира, два или три политических деятеля беседовали о созыве палат, о злободневных событиях.

Еженедельный журнал, о котором вел переговоры Дориа, имел право писать о политике. В ту пору патенты на общественные трибуны становились редкостью. Газета была преимуществом, столь же желанным, как и театр. Один из самых влиятельных пайщиков газеты "Конститюсьонель" стоял в кругу политических деятелей. Лусто оказался удивительным чичероне. С каждой его фразой Дориа вырастал в воображении Люсьена, постигшего, что политика и литература сосредоточены в этой лавке. Наблюдая, как поэт проституирует музу, раболепствуя перед журналистом, унижает искусство, уподобляя его падшей женщине, униженной проституцией под сводами этих омерзительных галерей, провинциальный гений постиг страшные истины. Деньги - вот разгадка всего. Люсьен чувствовал себя здесь чужим, ничтожным человеком,, связанным с успехом и богатством лишь нитью сомнительной дружбы. Он обвинял своих нежных, своих истинных друзей из Содружества в том, что они изображали свет ложными красками и мешали ему броситься в бой с пером в руке. "Я соревновался бы с Блонде!" - мысленно вскричал он.

Лусто, еще так недавно стенавший на Люксембургских высотах, подобно раненому орлу, и представлявшийся ему столь великим, внезапно умалился в его глазах. Модный издатель, источник всех этих существований, показался ему значительным человеком. Поэт, держа рукопись в руках, ощущал трепет, родственный страху. Посреди лавки на деревянных, раскрашенных под мрамор, пьедесталах стояли бюсты Байрона, Гете и г-на де Каналиса, от которого Дориа надеялся получить томик стихов; поэт, заглянув в лавку, должен был видеть, как высоко вознес его книгопродавец; Люсьен невольно терял чувство уверенности в себе, отвага его ослабевала, он предвидел, какое влияние может оказать Дориа на его судьбу, и с нетерпением ждал его появления.

- Так вот, дети мои,- сказал толстый, низенький человек с жирным лицом, похожий на римского проконсула; напускное простодушие, обманывавшее поверхностных людей, несколько смягчало выражение этого лица.- Наконец-то я владелец единственного еженедельного журнала, который можно было купить и у которого две тысячи подписчиков.

- Хвастун! Налог оплачивается за семьсот. Но и это недурно,- сказал Блонде.

- Клянусь, подписчиков тысяча двести. Я сказал "две тысячи",- заметил толстяк вполголоса,- ради тех вот поставщиков бумаги и типографов. Я думал, что у тебя больше такта, Блонде! - добавил он громко.

- Принимаете пайщиков? -спросил Фино.

- Смотря по обстоятельствам,- сказал Дориа.- Желаешь одну треть за сорок тысяч франков?

- Согласен, если вы пригласите сотрудниками Эмиля Блонде, здесь присутствующего, Клода Виньона, Скриба,. Теодора Леклера, Фелисьена Верну, Жэ, Жуй, Лусто...

- Отчего не Люсьена де Рюбампре? - отважно сказал провинциальный поэт, прерывая Фино.

- ... и Натана,- сказал Фино в заключение.

- А отчего не первого встречного?-сказал книгопродавец, нахмурив брови и оборачиваясь в сторону автора "Маргариток".- С кем имею честь?..- сказал он. нагло глядя на Люсьена.

- Минуту внимания, Дориа,- отвечал Лусто.- Это мой знакомый. Покамест Фино будет обдумывать ваше предложение, выслушайте меня.

Люсьен почувствовал, как от холодного пота увлажнилась рубашка на его спине под жестким и злым взглядом этого грозного падишаха книжного дела, обращавшегося к Фино на "ты", когда как Фино говорил ему "вы", называвшего "голубчиком" опасного Блонде и милостиво протянувшего руку Натану в знак дружественного отношения к нему.

- Полно, мой милый! - вскричал Дориа.- Ведь ты знаешь, что у меня тысяча сто рукописей! Да, сударь, мне представлено тысяча сто рукописей! Спросите у Габюссона,- кричал он.- Скоро понадобится особый штат для заведывания складом рукописей, комиссия для их просмотра, заседания, дабы путем голосования определять их достоинства, жетоны для оплаты присутствующих членов и непременный секретарь для представления им отчетов. То будет филиальное отделение Французской академии, и академики Деревянных галерей будут получать больше, нежели институтские.

- Это мысль,- сказал Блонде.