- Я не князь, не вор, не епископ, не комедиант,- печально сказал внезапно появившийся Люсьен, который, как видно, услышал через окно разговор жены с мужем.- Я беден, иду пешком от самого Парижа и очень устал. Мое имя Люсьен де Рюбампре, я сын покойного господина Шардона, бывшего аптекаря в Умо; господин Постэль его преемник. Моя сестра замужем за Давидом Сешаром, типографом, что живет на площади Мюрье в Ангулеме.
- Постойте-ка,- сказал мельник,- а не отцом ли ему приходится старый плут, что нажил себе изрядное именьице в Марсаке?
- Увы, да!
- Ну, и отец же, можно сказать,- продолжал Куртуа.- Говорят, он вконец разорил сына, а у самого добра, пожалуй, тысяч на двести, да еще в кубышке кое-что припрятано.
Когда душа и тело разбиты в долгой и мучительной борьбе, час наивысшего напряжения сил влечет за собой или смерть, или изнеможение, подобное смерти; однако натуры, способные к сопротивлению, черпают в нем свежие силы. Люсьен, находившийся в состоянии именно такого припадка, едва не умер, услыхав о несчастье, постигшем его зятя, Давида Сешара, хотя известие это не вполне дошло до его сознания.
- Сестра!-вскричал он.- Ах, что я натворил, презренный!
И, смертельно побледнев, он упал на деревянную скамью; мельничиха проворно принесла кувшин с молоком и заставила его выпить, но он обратился к мельнику с просьбой помочь ему добраться до постели, извиняясь заранее в том, что причинит ему хлопоты своей смертью,- он думал, что пришел его последний час. Чувствуя близ себя призрак смерти, этот прелестный поэт проникся религиозным настроением: он пожелал пригласить кюре, исповедаться и причаститься. Столь жалобные просьбы, высказанные столь слабым голосом и исходившие от такого очаровательного и стройного юноши, как Люсьен, тронули за живое г-жу Куртуа.
- А, ну-ка, муженек, садись на коня и скачи в Марсак за врачом, господином Марроном; пускай он поглядит, что приключилось с мальчуганом; по мне, так он при последнем издыхании; и попутно привези кюре; они, пожалуй, лучше твоего знают, что стряслось с типографом с площади Мюрье; ведь Постэль зятем приходится господину Маррону.
Куртуа пустился в путь; мельничиха, как все деревенские люди, держалась того мнения, что больных прежде всего надо усиленно питать, а потому принялась усердно кормить Люсьена, и тот покорно принимал ее заботы. Жестокие угрызения совести терзали его; однако они оказались спасительными в его унынии, ибо послужили своего рода нравственной встряской.
Мельница Куртуа находилась на расстоянии одного лье от Марсака, главного местечка кантона, лежащего на полпути между Манлем и Ангулемом, поэтому добрый мельник быстро доставил врача и кюре из Марсака. Оба они слышали о связи Люсьена с г-жой де Баржетон, ведь в ту пору весь департамент Шаранты только и говорил, что об ее замужестве и возвращении в Ангулем с новым префектом Шаранты, графом Сикстом дю Шатле, а потому и врач и кюре, услыхав, что Люсьен находится у мельника, почувствовали неодолимое желание узнать, какие причины помешали вдове г-на де Баржетона выйти замуж за юного поэта, с которым она бежала, и разузнать, не для того ли он воротился на родину, чтобы выручить своего зятя, Давиду Сешара. Таким образом, любопытство и человечность соединились, чтобы оказать скорую помощь умирающему, поэту. И вот через два часа после отъезда Куртуа Люсьен; услыхал, как по мощеной плотине мельницы продребезжала плохонькая пролетка деревенского врача. Господа Марроны, (врач приходился племянником кюре) не замедлили прибыть. Итак, Люсьен встретился с людьми, близкими к отцу Давида Сешара, насколько могут быть близки соседи в маленьком винодельческом поселке. Врач, осмотрев умирающего, проверив пульс, попросив его показать язык, взглянул, на мельничиху... с улыбкой, способной рассеять все тревоги.
- Госпожа Куртуа,- сказал он,- если у вас в погребе найдется бутылка доброго вина, в чем я не сомневаюсь, а в садке жирный угорь, угостите-ка больного. Он просто-напросто переутомлен, и мы быстро поставим на ноги нашего великого человека.
- Ах, сударь,- сказал Люсьен,- я болен не телом, а душой; эти славные люди убили меня, рассказав о несчастье, постигшем мою сестру, госпожу Сешар. Ваша дочь, судя по словам госпожи Куртуа, замужем за Постэлем, а вы? должны знать о делах Давида Сешара. Ради бога...
- Он, должно быть, арестован,- отвечал врач,- отец? не пожелал ему помочь. ,
- Арестован! - сказал Люсьен.- По какой причине?
- Из-за каких-то векселей, присланных из Парижа. Он, видимо, о них забыл; говорят, он большой ротозей.
- Прошу вас, оставьте меня наедине со священником,- сказал поэт, сильно изменившись в лице.
Врач, мельник и его жена вышли. Когда Люсьен остался наедине со старым священником, он вскричал: