"Хороший человек! - подумал Люсьен, откланиваясь торговцу.- Встретил я все-таки друга молодежи, знатока, который смыслит кое-что в литературе. Каков? Я говорил Давиду, что в Париже успех таланту обеспечен". Счастливый, с легким сердцем Люсьен воротился домой, он грезил славой. Он забыл зловещие слова, поразившие его слух в конторе Видали и Поршона, он мнил себя обладателем по меньшей мере тысячи двухсот франков. Тысяча двести франков, да ведь это целый год жизни в Париже, год творческого труда! Сколько замыслов строилось на этой надежде! Сколько сладостных дум о трудовой жизни! Он привел в порядок комнату, чуть было не купил кое-какие вещи, и только чтением книг в кабинете Блосса он заглушил свои нетерпеливые мечты. Старика Догро приятно удивил стиль первого произведения Люсьена, прельстила выспренность характеров, в духе той эпохи, когда развертывалась эта драма, и увлекла пылкость воображения, с которой молодой автор обычно развертывает действие,- на этот счет папаша Догро был не избалован,- и через два дня он зашел в гостиницу, где жил его подрастающий Вальтер Скотт. Он решил заплатить тысячу франков за приобретение в полную собственность "Лучника Карла IX" и связать Люсьена договором на несколько произведений. Увидев, какова эта гостиница, старая лиса одумалась. "У молодого человека, ежели он поселился здесь, вкусы скромные; он любит науку, труд; дам ему франков восемьсот, и довольно". Хозяйка гостиницы, у которой он спросил, где живет г-н де Рюбампре, отвечала: "В пятом". Книгопродавец поднял голову и над пятым этажом увидел только небо. "Молодой человек,- подумал он,- красивый мальчик, даже очень красивый; ежели он получит лишние деньги, он начнет кутить, перестанет работать. В наших взаимных интересах я предложу ему шестьсот франков; но наличными, а не векселями". Он взошел по лестнице, постучал троекратно в дверь; Люсьен отворил. Комната была безнадежно убога. На столе стояла кружка молока, лежал хлебец в два су. Нищета гения бросилась в глаза старику Догро.
"Да сохранит он,- подумал старик,- простоту нравов, умеренность в пище, скромные потребности".
- Рад, душевно рад повидаться с вами,- сказал он Люсьену.- Вот так же жил и Жан-Жак, с которым у вас есть общее не только в этом. В таких-то комнатах горит огонь таланта и создаются лучшие произведения. Вот так и подобает жить литераторам, вместо того чтобы кутить в кафе, ресторанах, растрачивать попусту время, свой дар и наши деньги.- Он сел.- Ваш роман, молодой человек, неплох. Я был учителем риторики, я знаю историю Франции. В романе встречаются отличные места. Короче, у вас есть будущее.
- О, сударь!
- Поверьте мне, мы с вами будем делать дела. Я покупаю ваш роман.
Сердце Люсьена расцвело, он трепетал от радости; он вступит в мир литературы, он, наконец, появится в печати.
- Я даю четыреста франков,- сказал Догро медоточивым тоном и поглядел на Люсьена так, будто совершал великодушней поступок.
- За каждый том? -сказал Люсьен.
- За весь роман,- сказал Догро, ничуть не озадаченный замешательством Люсьена.- Но,- прибавил он,- я плачу наличными. Вы мне обяжетесь писать по два романа в год в продолжение шести лет. Ежели первый разойдется в ближайшие полгода, за следующие я заплачу по шестьсот франков. Таким образом, при двух романах в год вы будете получать сто франков в месяц. Ваша жизнь обеспечена, вы счастливы. У меня есть авторы, которым я плачу всего лишь триста франков за роман. За перевод с английского я даю двести франков. В былые времена такую цену сочли бы непомерной.
- Сударь, мы не сойдемся, прошу вернуть мне рукопись,- сказал Люсьен, похолодев.