Утраченные иллюзии

— Добейтесь, чтобы нынче же вечером господин дю Отуа согласился передать Франсуазе право собственности на имение без права пользования доходами от него, и через два дня вы заключите товарищеский договор с Сешаром. Я женюсь лишь через неделю после подписания брачного договора. Итак, мы выполним все условия нашего соглашеньица: услуга за услугу. Но будем зорко следить за тем, что будет происходить нынче вечером у госпожи де Сенонш между Люсьеном и графиней дю Шатле, в этом вся суть... Ежели Люсьен рассчитывает на помощь госпожи дю Шатле, Давид в моих руках!

— Быть вам министром юстиции, поверьте мне, — сказал Куэнте.

— А почему бы нет? Господин де Пейронне стал же министром, — сказал Пти-Кло, еще не вполне сбросивший с себя шкуру либерала.

Сомнительное положение мадемуазель де Ляэ послужило причиной тому, что при подписании ее брачного договора присутствовала большая часть ангулемского дворянства. Бедность будущей четы, отсутствие свадебной корзины с дарами жениха — все это возбуждало общее сочувствие, которое свет так любит выказывать, ибо, как в делах благотворительности, так и при торжествах, люди прежде всего тешат свое тщеславие. Итак, маркиза де Пимантель, графиня дю Шатле, г-н де Сенонш и двое или трое из завсегдатаев дома сделали Франсуазе кое-какие подарки, о чем много говорили в городе. Эти красивые безделицы в соединении с приданым, которое в течение года готовила Зефирина, драгоценности, подаренные крестным отцом, и традиционные подношения жениха утешали Франсуазу и возбуждали любопытство многих мамаш и дочек. Пти-Кло и Куэнте уже заметили, что ангулемская знать терпит их на своем Олимпе как печальную необходимость; один из них был управляющим имуществом, вторым опекуном Франсуазы, другой был нужен при подписании брачного договора, как висельник для виселицы. Но если г-жа Пти-Кло сохраняла за собой право посещать крестную мать, то для ее мужа на другой же день после свадьбы доступ в этот дом был бы уже затруднителен; однако он твердо решил заставить этот кичливый свет признать его. Стыдясь своего незнатного происхождения, стряпчий приказал матери не выезжать из Манля, где она жила, и, сказавшись больной, прислать ему письменное согласие на брак. Отсутствие родственников, покровителей и свидетелей с его стороны достаточно стесняло Пти-Кло, и он почел себя счастливым, когда в качестве друга мог представить знаменитого человека, которого к тому же желала видеть сама графиня. Поэтому он заехал за Люсьеном в карете. Ради этого достопамятного вечера поэт так разоделся, что, бесспорно, ему было обеспечено превосходство перед всеми прочими мужчинами. Г-жа де Сенонш широко оповестила, что на вечере будет герой дня, а встреча поссорившихся любовников являлась одним из зрелищ, на которые так падка провинция. Люсьен был возведен в звание парижского льва: молва гласила, что он так похорошел, так переменился, стал таким щеголем, что все ангулемские аристократки стремились его увидеть. Согласно моде того времени, по милости которой старинные короткие бальные панталоны были заменены безобразными современными брюками, Люсьен явился в черных брюках в обтяжку. В ту пору мужчины еще подчеркивали свои формы, к великому огорчению людей тощих и дурного сложения, а Люсьен был сложен, как Аполлон. Ажурные серые шелковые чулки, бальные туфли, черный атласный жилет, галстук — все было безупречно и точно бы отлито на нем. Густые и волнистые белокурые волосы оттеняли белизну лба изысканной прелестью разметавшихся кудрей. Гордостью светились его глаза. Перчатки так изящно обтягивали его маленькие руки, что жаль было их снимать. В манере держаться он подражал де Марсе, знаменитому парижскому денди: в одной руке у него была трость и шляпа, с которыми он не расставался, и время от времени он изящным жестом свободной руки подкреплял свои слова. Люсьен желал проскользнуть в гостиную, не будучи замеченным, в подражание тем знаменитостям, которые из мнимой скромности готовы нагнуться, проходя под воротами Сен-Дени. Но у Пти-Кло был только один друг, и он злоупотребил его дружбой. Вечер был в полном разгаре, когда он почти торжественно подвел Люсьена к г-же де Сенонш. Проходя по гостиной, поэт слышал вслед себе шепот, от которого у него прежде вскружилась бы голова, а теперь он отнесся к своему успеху холодно: так он был уверен, что он один стоит всего ангулемского Олимпа.

— Сударыня, — сказал Люсьен г-же де Сенонш, — я уже поздравлял моего друга Пти-Кло. Он из той породы людей, из которой выходят министры; он имел счастье стать членом вашей семьи, как бы ни слабы были узы, связующие крестную мать с крестной дочерью (это было сказано насмешливым тоном, отлично понятым всеми дамами, которые прислушивались, однако ж, не показывая вида). Что до меня касается, я благословляю случай, позволивший мне принести вам свои поздравления.