Утраченный покой

Его тело потекло, он вдруг остался без одежды и стал превращаться в то невысокое существо из сна… Вокруг него заклубились серые тени, и я почувствовала, что не могу ни отвести взгляд, ни проронить ни звука. А Тени – тоже Стражи, но другие, вроде того, из подвала, уже работали вовсю. Сказать, что Шону было больно – значит, ничего не сказать. На нем и так было не одно орудие пытки, и так любое движение причиняло боль, но Тени изобрели что-то еще; воспользовавшись его живучестью, они протыкали его насквозь, протягивали и соединяли цепи… Казалось, они не оставили ни единой целой кости, ни единой не порванной мышцы…

Не знаю, сколько длилась эта пытка, но наконец они ушли. Шона отпустили в забытье, а я смогла моргнуть и пошевелить глазами.

Невидящим взглядом я уставилась в окно.

Никогда мне этого не забыть. Никогда.

И если Шон уйдет, будет только хуже.

Что я наделала?

38

На подоконнике показалась нога в стоптанном ботинке, а потом, продолжая цепляться за стену, и сам обладатель обувки – нищий грязный старик. Он встал на узком подоконнике, вжимаясь в стекло, и сложил руки вокруг глаз, чтобы лучше видеть, что внутри. Он смотрел на меня, а я на него. Вдруг он чуть развел руки и пошевелил всеми пальцами, а потом показал куда-то внутрь… на меня что ли.

Я сидела в ступоре.

Видя, что я не понимаю, он активнее помахал ладонями и снова уставился в надежде, что до меня дойдет.

Потом еще раз помахал руками около лица, скалясь щербатым ртом, и вдруг дернул головой вбок, глядя как бы на небо, и попытался посвистеть.

Его увидел Страж. Отчего-то об этом я догадалась сразу.

Руки… Руки. Будущее в моих руках.

Я опустила взгляд на свои руки. Теперь они уже не отличались одна от другой.

Не ловушка. Узел. Экзамен.

Соскользнув вниз, я легла сверху на так и не ставшее прежним, тело Шона и в поцелуе отдала всё, что было.

Песок. Опять повсюду безжизненный песок.

Я на Шоне лицом к лицу и отчетливо вижу, что же натворили Тени.

– Я не знал, что может быть настолько хуже, – неразборчиво прошептал он. Нежные подвижные губы проткнуты злым железом, длинные ноздри, похожие на прорези в скрипке, изуродованы скобами…

– Потерпи, я все сниму. Ты только потерпи.

– Нет! Нельзя! – дернулся он, – Они аннулируют сделку.

– Нет, Шон, не аннулируют. Будущее в моих руках. И этими руками я могу тебя освободить. Верь мне.

– Нет-нет-нет! Свет мой, нельзя… Не давай мне надежды…

Он плакал, боясь поверить мне.

– Верь мне. Просто верь мне. Ты веришь, что я сильнее тебя?

– Да, – тихо прошептал он.

– Что в чём-то умнее?

– Да.

– Доверься, и я сниму это. Будет больно, но ты потерпи.

Железо жглось как раскаленное, гвозди из ушей и губ я вынула довольно легко – ничего не пришлось вырывать, но пальцы мои уже все были в ожогах. Как быть с ноздрями, я не знала; потом рассмотрела, что скобы можно подцепить и разогнуть, и сделала это, используя уже вынутое. Наконец его лицо стало таким же, как при нашей первой встрече, только в кровоточащих шрамах, но это лишь десятая часть работы, если не меньше.

– Твои руки не заживут до следующего новолуния.

И я подскочила на месте. Отшельнику снова удалось меня напугать. Он стоял над нами, как всегда спокойный и усталый.

– Думаешь, меня это напугает? – с сарказмом поинтересовалась я.

– Нет. Но знать ты должна: боль не стихнет ни на мгновение.

Вот от этих слов меня тряхнуло, но уж лучше я месяц буду по полу кататься, чем всю жизнь знать, что струсила и сгубила того, кто принес себя в жертву ради меня.

– Твоих сил не хватит, чтобы вынуть все, – продолжил Страж, присаживаясь на корточки.

Я внимательно посмотрела на него – уже начала привыкать, что он ничего не говорит просто так.

Закрыв глаза, я задумалась, как заставить Шона помочь мне, как заставить его поверить, что он достоин нормальной жизни и уже отстрадал свое.

Отвернувшись от Стража и постаравшись забыть о его пристальном взгляде и чтении мыслей, я обратилась к инкубу.

– Шон, ты помнишь, когда впервые ослушался своего господина, выполнил приказ по слову, но не по духу?

– Не знаю…

– Припомни.

– Девушка, почти девочка… не боялась меня, глупенькая. Она вообще никого не боялась… Сумасшедшая. Она надоела хозяину, надоело ее постоянное сопротивление, и он отдал ее мне со словами «Убей ее. Надоела.» Я развел огромный костер, и она бросилась в него, так она получила новое перерождение. Она хорошо умерла, но хозяин не этого хотел. Он хотел, чтобы я ее выпил, и был страшно зол на меня. Не хотел, чтобы ее душа перерождалась.

– Давно это было? – спросила я, отвинчивая очередную гайку. Мне казалось, что протыкавшие его тело штыри были наглухо закреплены заклепками, но это оказались гайки, которые можно было отвинтить, а затем вынуть штырь. Отчего то я была уверена, что именно присутствие Отшельника превращает несъемные заклепки в отвинчивающиеся гайки.

– Давно… Прошло лишь несколько лет, как Уту сделал подарок.

– Кого следующего ты спас?

– Спас?

– Ну да. Ради кого ты вновь обошел рабскую печать?

– Не помню…

– Вспомни.

– Меня послали убить одного… вождя-воина. Он мешал, и хозяин хотел его душу. А я убил его в бою, он умер с оружием в руках.