Утраченный рай

Господин Краузе ждал меня у входа в парк с букетом лилий. Я взяла Антона Эдуардовича под руку, и мы неспешно побрели по дубовой аллее. Впервые оставшись наедине, мы оба испытывали какую-то неловкость. Разговор начался с нейтральных тем о погоде и природе. Я искала подходящего момента, чтобы открыться профессору Краузе, не слишком его при этом огорошив. Но момент все не наступал. Разговор незаметно перешел на тему немецких корней Антона Эдуардовича.

— Я хочу вам рассказать кое-что о себе, милейшая Дора Викторовна.

— Да-да, вот и мне тоже надо вам что-то о себе сообщить, — наконец решилась я.

— Ну разумеется, я уступлю дорогу даме, — с изящной улыбкой произнес мой кавалер.

— Дело в том… Даже не знаю, как начать…

— Не волнуйтесь так. Я все знаю, — неожиданно пришел он мне на помощь. — Вы хотели сказать мне, что вы вовсе не Дора Викторовна.

Мое изумление трудно было описать словами. Неужели я чем-то себя выдала?

— Но как? Как вы догадались?

Он добродушно усмехнулся и ответил:

— Я лично не был раньше знаком с Максимом Леонидовичем и Дорой Викторовной, но их фотографии пару раз появлялись в столичных журналах. А у меня, знаете ли, на лица очень хорошая память. Так вы об этом хотели мне рассказать?

— Да. Именно об этом. Вы, наверное, осуждаете меня за то, что я выступаю в столь неприглядной роли — изображаю благополучную женщину, жену состоятельного человека…

— А что с Дорой Викторовной? — профессор несколько бесцеремонно перебил меня, что вызвало мое удивление.

— Случилась беда. Она оказалась жертвой своей пагубной страсти. Но поверьте, я глубоко сочувствую этой женщине.

— Да почему? — еще более нетерпеливо, словно забыв о хороших манерах, продолжал любопытствовать он. А у меня вдруг будто щелкнуло в голове, и я начала говорить совсем не то, что собиралась. Ни с того ни с сего зачем-то поведала печальную и сентиментальную историю о том, что любящий супруг Максим поместил Дору на излечение в самую лучшую наркологическую клинику. И сам переехал в Тарасов, чтобы находиться поближе к ней. И меня нанял изображать ее на людях за очень солидный гонорар, потому что я чем-то похожа на Дору. А я не могла отказаться — ведь я бедная актриса без ангажемента и не могу себе позволить роскоши быть разборчивой, когда дело касается заработка.

— Так вы видели Дору Викторовну? — Теперь тон его был несколько небрежен, словно он поинтересовался этим вскользь.

— Конечно, нет. Ну в качестве кого Максим Леонидович мог меня ей представить? Он оберегает ее от любых неприятностей. А меня нанял, чтобы никто ни о чем не узнал. Как только Дора Викторовна поправится, они сразу вернутся в Москву.

— Ах, вот в чем дело, — протянул он, как мне показалось, с чувством облегчения или удовлетворения.

— Да. Но мне очень трудно справляться с ролью. Мне необходимо поделиться этим с кем-то, кому я доверяю. Я сразу поняла, что вы глубоко порядочный человек. И что вы сможете поддержать меня. И не выдадите.

— Ну конечно! Вы можете во всем на меня положиться!

— Это правда? Тогда я хочу вас попросить. Только пусть вам эта просьба не покажется странной. Словом, меня мучают какие-то опасения. Ведь я знаю эту историю только со слов Максима Леонидовича. Но был ли он искренен со мною? Вдруг все обстоит совсем не так? Вдруг бедную женщину держат в клинике против ее воли и без всяких оснований? А я тогда, выходит, участвую в какой-то грязной игре? Вы обмолвились при нашей первой встрече, что наслышаны о Максиме Леонидовиче. Вот я и решилась открыться вам и попросить, чтобы вы мне рассказали о нем все, что знаете.

Профессор посерьезнел.

— Я очень хочу вам помочь, уважаемая…

— Татьяна.

— Очень приятно. Так вот, к сожалению, я совершенно незнаком с личной жизнью четы Алексеевых. «Наслышан» — выражение фигуральное. Я ведь интересовался лишь тем, что касается сферы искусства. Но вы, Татьяна, очень симпатичны мне, особенно теперь, когда не побоялись быть искренней. Поэтому я готов вам помочь. Через несколько дней я возвращаюсь в Москву. И там непременно найду сведущих людей, которые смогут предоставить интересующую вас информацию.

Мне все меньше нравилась колея, по которой покатился наш разговор. Тем не менее я горячо откликнулась:

— Я даже не знаю, как вас благодарить, Антон Эдуардович!

— Ну о чем вы говорите! При чем тут благодарность? Я искренне хочу вам помочь разобраться в этой сомнительной истории. Мне вполне понятны ваши опасения. Всегда неприятно, когда тебя используют.

Он говорил так, словно хотел дать понять, что сам лично тоже сомневается в порядочности Алексеева.

— Вот разве что я осмелюсь попросить вас об одной маленькой услуге.

— Конечно, я тоже с удовольствием помогу вам, чем смогу! — Разговор, похоже, принимал интересный оборот.

— Вы ведь вхожи в дом Алексеева?

— В общем-то, я там живу — чтобы в случае чего быть, как говорится, под рукой. Но только не подумайте, между нами…