Утрата

Гун-Бритт была домработницей, которая убирала, готовила еду и помогала с уроками — словом, делала все то, на что у госпожи Форсенстрём не хватало времени. А иначе как же ее благотворительность? Да если б не Беатрис Форсенстрём, что бы было с несчастными детьми Биафры?

Сибилла помнила, как завидовала этим детям, которые живут страшно далеко и запуганы до такой степени, что тетеньки в другом конце земного шара находят время о них заботиться. Когда ей было шесть, она попыталась что-то предпринять и целую ночь проспала на темном и страшном чердаке их дома в надежде так же сильно испугаться. Прокралась туда с подушкой, когда все уснули, и улеглась там на какой-то старый половичок. Обнаружившая ее утром Гун-Бритт тут же помчалась доносить Беатрис. Выволочка длилась больше часа, а потом у матери случился приступ мигрени, затянувшийся на несколько дней. В чем конечно же обвинили Сибиллу.

Впрочем, за одну вещь ей действительно следовало поблагодарить мать. Восемнадцать лет, проведенные в родительском доме, выработали у Сибиллы почти сверхъестественную способность улавливать расположение духа окружающих. Она стала живым сейсмографом, инстинкт самосохранения научил ее предугадывать капризы матери и приближение взрыва, и она до сих пор очень тонко чувствует язык человеческого тела и другие невербальные сигналы. В нынешней жизни это стало большим подспорьем.

Вода в ванне начала остывать. Встав, Сибилла стряхнула с себя капли и воспоминания. На теплой трубе рядом с ванной висел толстый мягкий халат, закутавшись в него, она вышла в комнату. По телевизору показывали американское комедийное телешоу с записанным смехом. Она немного посмотрела его, одновременно тщательно стирая лак с ногтей.

Целая и чистая.

Правило Номер Один.

Именно это отличает ее теперь от других бездомных, именно это позволило сделать шаг наверх из самой безнадежной нищеты.

Важно только то, как ты выглядишь в глазах других.

Только это, и ничто другое.

Уважают только тех, кто живет по установленным правилам. Тех, кто не выделяется из толпы. А те, кому это соответствие не удалось, могут рассчитывать исключительно на лечение. Слабость провоцирует. И люди готовы наложить в штаны при виде того, кто лишен гордости. Того, кто не знает стыда. Ведь таким же нельзя стать, если ты этого действительно не заслуживаешь, правда? Всегда же есть выбор! Так что хотят — пусть себе лежат в собственном дерьме, раз уж сами это выбрали. А будут при этом хорошо себя вести — получат подачку из средств налогоплательщиков, а то ведь, не дай бог, еще с голоду помрут. Мы же не ироды какие — мы каждый месяц платим за то, чтобы таким, как вы, помогали. Только не надо подходить к нам в метро, не надо протягивать ваши вонючие руки, не надо требовать от нас большего! Нам это крайне неприятно. Ведь мы одно, а вы другое. Ах, не нравится — так идите, черт возьми, работать! Возьмитесь за ум! А что жилье? Вы что, думаете, нам наше жилье по почте прислали? Ну ладно, если так, то, пожалуй, можно построить где-нибудь какой-нибудь дом для таких, как вы, чтобы вы там могли жить. В моем квартале? Никогда в жизни! У нас дети, мы должны о них думать. Мы не хотим, чтобы здесь шлялись всякие, кололись и разбрасывали повсюду шприцы. Нет, на нашей территории мы этого никак не хотим. А где-нибудь в другом месте — пожалуйста!

Потому что это действительно, действительно ужасно — у людей нет крыши над головой!

Она смазала все тело голубовато-белым кремом и посмотрела на соблазнительную кровать. Потрясающее ощущение — сидишь себе чистая, в тепле, и знаешь, что скоро уляжешься в настоящую постель и спокойно проспишь целую ночь.

Лучше повременить и пока не ложиться, а просто посидеть немного, наслаждаясь предвкушением.

~~~

Мама знала, что я отличаюсь от остальных. И всегда боялась, что жизнь меня разочарует. Всякий раз, когда мне действительно чего-нибудь хотелось, она старалась меня подготовить и объяснить, что я буду чувствовать, когда мне это не удастся. Чтобы защитить меня от боли, она отнимала у меня мои желания.

Но если всегда готовиться к неудаче, то она рано или поздно станет самоцелью.

Я не могу больше так жить. Теперь не могу.

Руне воплотил в себе все, что мне когда-либо хотелось. Вся моя жизнь была тоской по нему, и вдруг он появился. И стал значить для меня больше, чем сама жизнь.

О, не поэтому ли меня и настигла кара? Сколько раз меня мучил этот вопрос, Господи.