Узкие двери фанерным стуком сопровождали появление очередного сотрудника, спешащего покинуть учреждение. На каждом мужчине Наталья останавливала испытующий взгляд, прикидывая, не он ли управляющий. Например, вот этот дядька в дымчатых прямоугольных очках «сенатор» – чем не управляющий! Но дядька прошел мимо черного автомобиля. Наталье все казалось, что толстяк спохватится и вернется к машине. Но тот скрылся в переулке, не подозревая о должности, которой его удостоила Наталья. Потом пост управляющего она примерила к другому, сухопарому, в новой серой шляпе и с тростью. Вылитый управляющий! Но тут же она подумала, что вряд ли образ упыря Одинцова вяжется с интеллигентной внешностью долговязого. Хотя, собственно, чего она ждет? Чтобы Одинцов был похож на пирата, с темной повязкой на глазу и серьгой в ухе?..
И тут она увидела тех двоих молодых людей, которые набивались на знакомство с ней в проходной учреждения. Наталья резко отвернулась и привалилась плечом к стене. Так она и стояла, боясь упустить Одинцова. Очередной резкий стук двери поверг ее в смятение. И все же Наталья обернулась и увидела улыбающиеся рожи тех двоих, а между ними, в перспективе, какого-то невзрачного мужчину, склонившегося к двери черного лимузина. По другую сторону от машины томился в ожидании еще один, полный, в клетчатой клоунской кепке.
– Управляющий? – торопливо спросила Наталья у молодых людей.
– Ага! – кивнули оба, неловко переминаясь перед ней с ноги на ногу.
Она оставила этих увальней и побежала к автомобилю, который уже мигал поворотным сигналом, словно раздувал щеку. Увальни сбили настрой Натальи. Черт бы их побрал, этих идиотов!
Автомобиль уже напрягся вороньим корпусом, чтобы в следующее мгновение взять с места и исчезнуть в мешке между двумя громадными складами, где особенно бесновался ветер.
– Стойте! – крикнула Наталья и ударила ладонью по холодному стеклу со стороны водителя.
Машина притормозила. Дверь приоткрылась, и в проеме ее появилось лицо пожилого мужчины. Тонкие губы, умные глаза под смешливыми бровями.
– Вы ко мне?
Наталья смутилась. В воображении личность Серафима Одинцова рисовалась ей иначе. Она молчала, не в силах справиться с дыханием.
– Ваша знакомая? – Пожилой толкнул локтем своего соседа в клоунской кепке.
Тот пожал плечами.
– Меня зовут Серафим Куприянович Одинцов. Возможно, вас интересует кто-то другой? – мягко проговорил управляющий, намереваясь захлопнуть дверь.
– Нет-нет… Мне нужны именно вы.
Одинцов ответил улыбкой. Он бросил взгляд на своих стоявших поодаль сотрудников. Те таращились в сторону лимузина.
– Ну, коль так, прошу вас. – Одинцов отвел руку за спину и распахнул заднюю дверь.
Наталья склонилась, вошла в салон и плюхнулась в мягкое кресло. Дверь захлопнулась, и машина взяла с места. Одинцов сдвинул зеркало. Теперь в его прямоугольнике он мог наблюдать за своей неожиданной пассажиркой. Голубые глаза, короткий нос с резкими дугами раковин, высокий нежный лоб и тонкая шея…
– Чем могу служить? – проговорил в зеркало Одинцов.
Наталья отвернулась к широкому окну лимузина. Она растеряла все заготовленные ею фразы. Одинцов кого-то напоминал Наталье, а кого – она не могла сообразить.
Улица торопливо выравнивала парадную шеренгу зданий.
Казалось, там, вдали, дома, словно опаздывающие солдаты, поспешно разыскивали свое место в строю, однако, приблизившись, автомобиль находил их в полном порядке, в служебном рвении усердно таращащих окна-глаза на черный генеральский лимузин…
– Так мы с вами уедем очень далеко, – пошутил Одинцов. – Как вас зовут?
– Наталья.
– Очень приятно, – игриво проговорил Одинцов. – Моего приятеля зовут Виталий Евгеньевич.
– Я знаю, – обронила Наталья.
– Вот как? – удивился Одинцов. – Виталий Евгеньевич!
– Впервые вижу, – хмуро отозвался Гусаров и, обернувшись, оглядел Наталью медленным взглядом.
– Я даже знаю ваше прозвище. Параграф! – воскликнула Наталья, выдерживая его взгляд из-под белесых ресниц. – Я узнала вас по клетчатой кепке.
Одинцов засмеялся и пристукнул ладонями по рулю.
Гусаров отвернулся и теперь сидел ровно, глядя прямо перед собой. Казалось, его мысли витают за пределами салона автомобиля. С появлением Натальи им овладело дурное предчувствие. Возможно, это было очередное звено в цепи дурных предчувствий, охвативших его еще в ту пору, когда он и Клямин побывали в Ставрополе. Гусаров знал за собой одну слабость: в момент, когда опасность принимала конкретные и осязаемые формы, им овладевала апатия. Что это было – болезнь или страх, – он не знал. Апатия ему очень вредила. Впервые он испытал это чувство, когда, пользуясь положением адвоката, поставлял подследственному недозволенные документы и был пойман с поличным. Вместо того чтобы спасать собственную репутацию, он отдал себя на волю судьбы, а в результате лишился адвокатского звания и лишь чудом избежал суда…
– Так-так, – проговорил Одинцов. – Где вы живете, прекрасное дитя?
– Самолетная, пять, квартира шестнадцать.
– Самолетная, Самолетная… – повторил Одинцов. – Где это?
– Недалеко от рынка, – буркнул Гусаров.