Читаем Утренняя заря полностью

Как лучше всего обещать. Когда дается обещание, то им бывает не слово, которое обещает, а то невысказанное, что стоит позади слова. Наоборот даже, слова делают обещание менее сильным, так как на них идет частица той силы, которая обещает. Итак, подавайте руку и ничего не говорите – вот лучшее обещание!

282

Обыкновенно непонимаемый. В разговоре замечаешь, как кто-нибудь старается поставить сеть, чтобы попался в нее другой; не из злобы, как можно было бы думать, а просто из удовольствия, из желания насладиться своей ловкостью. Другие же подготовляют остроту, чтобы другой осуществил ее или свертывают петлю, чтобы тот завязал узел не из благодеяния, как можно было бы думать, а из злобы и презрения грубых интеллектов.

283

Центр. Чувство «я центр мира» выступает очень сильно, если вдруг почему-нибудь подавляет тебя стыд. Тогда стоишь, как оглушенный, среди волн и чувствуешь себя ослепленным как бы одним громадным глазом, который со всех сторон смотрит на тебя и сквозь тебя.

284

Свобода речи.«Правду должно высказать, хотя бы от этого разлетелся вдребезги весь мир!» – так громко заявил великий Фихте. – Да! да! но ее надобно иметь! – А он думает, что каждый должен высказать свое мнение, хотя бы из-за этого все пошло вверх дном. Об этом с ним можно спорить!

285

Расположение к страданию. В нашем теперешнем положении мы можем вынести порядочное количество неудовольствий, наш желудок рассчитан на тяжелую пищу: в противном случае обед жизни нам показался бы, может быть, невкусным, и без доброй воли к печалям мы должны были бы вынести слишком много радостей!

286

Почитатель. Кто преклоняется так, что распинает не преклоняющегося, тот принадлежит к палачам своей партии, – надо остерегаться давать ему руку, даже если принадлежишь к той же партии.

287

Следствие счастья. Первое следствие счастья есть чувство власти: она хочет обнаружиться против ли нас самих, или против других людей, или против представлений, или против воображаемых существ. Самые обыкновенные формы, в которых обнаруживается она, суть одарения, насмешки, уничтожения – все три имеют общее основное влечение.

288

Моральные жилища. Те моралисты, у которых исчезает любовь к познанию и которые знают только наслаждение страдания, обладают характером и неповоротливостью провинциалов, они тоже наслаждаются жестоким и печальным удовольствием украдкой следить за соседом и подставить ему иголку, чтобы он укололся об нее. В них осталось уродство маленьких детей, которым доставляет удовольствие мучить живых и мертвых.

289

Причины и их беспричинность. Ты чувствуешь нерасположение к нему и указываешь уважительные причины такого отношения, но я верю только твоему нерасположению, а не этим причинам! Указывая мне разумные причины того, что происходит инстинктивно, ты только ломаешься перед самим собой.

290

Называть что-нибудь хорошим. Брак называют хорошим, во-первых, потому что еще не знают его; во-вторых, потому что к нему привыкли; в-третьих, потому что его заключили. Но этим еще не доказано, что брак хорош.

291

Нет утилитаристов. «Сила и власть, с представлением о которых соединяется много дурного, ценится выше, чем бессилие, которому приписывается только хорошее», – так чувствовали греки. Т. е. чувство власти и силы ценилось ими выше, чем польза и хорошая молва.

292

Казаться безобразным. Умеренность кажется красивой; она не виновата в том, что в глазах неумеренного она кажется угрюмой и сухой, т. е. безобразной.

293

Различия ненависти. Некоторые ненавидят тогда, когда чувствуют себя слабыми и утомленными: в противном случае они бывают справедливы и снисходительны. Другие ненавидят тогда, когда они видят возможность мести: в противном случае они остерегаются всякого тайного и открытого гнева и стараются быть предупредительными, насколько это возможно.

294

Люди случая. Существенную роль в каждом изобретении играет случай, но большинству людей этот случай не встречается.

295

Выбор среды. Надобно остерегаться жить в среде, где нельзя ни достойным образом молчать, ни громко высказываться, так что наши жалобы, потребности и вообще вся история наших нужд остается невысказанной. Тогда бывают недовольны собой и недовольны этой средой; более того, к этой необходимости, которая заставляет нас жаловаться, прибавляется еще досада чувствовать себя постоянно жалующимися. Там надобно жить, где стыдятся говорить о себе и где в этом не бывает необходимости. Но кто думает об этом? Кто думает о выборе такой среды для себя? Потому-то и приходится жаловаться на «судьбу» и повторять со вздохом: «Я – несчастный Атлант!»

296

Модничанье. Модничанье есть страх показаться оригинальным, след., недостаток гордости, но не непременно недостаток оригинальности.

297

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в.
Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в.

Настоящая книга — монографическое исследование, посвященное подробному описанию и разбору традиционных народных обрядов — праздников, которые проводятся в странах зарубежной Европы. Авторами показывается история возникновения обрядности и ее классовая сущность, прослеживается формирование обрядов с древнейших времен до первых десятилетий XX в., выявляются конкретные черты для каждого народа и общие для всего населения Европейского материка или региональных групп. В монографии дается научное обоснование возникновения и распространения обрядности среди народов зарубежной Европы.

Людмила Васильевна Покровская , Маргарита Николаевна Морозова , Мира Яковлевна Салманович , Татьяна Давыдовна Златковская , Юлия Владимировна Иванова

Культурология
Взаимопомощь как фактор эволюции
Взаимопомощь как фактор эволюции

Труд известного теоретика и организатора анархизма Петра Алексеевича Кропоткина. После 1917 года печатался лишь фрагментарно в нескольких сборниках, в частности, в книге "Анархия".В области биологии идеи Кропоткина о взаимопомощи как факторе эволюции, об отсутствии внутривидовой борьбы представляли собой развитие одного из важных направлений дарвинизма. Свое учение о взаимной помощи и поддержке, об отсутствии внутривидовой борьбы Кропоткин перенес и на общественную жизнь. Наряду с этим он признавал, что как биологическая, так и социальная жизнь проникнута началом борьбы. Но социальная борьба плодотворна и прогрессивна только тогда, когда она помогает возникновению новых форм, основанных на принципах справедливости и солидарности. Сформулированный ученым закон взаимной помощи лег в основу его этического учения, которое он развил в своем незавершенном труде "Этика".

Петр Алексеевич Кропоткин

Культурология / Биология, биофизика, биохимия / Политика / Биология / Образование и наука