Утренние колокола. Роман-хроника

Энгельс – Марксу

в Лондон

Манчестер, 26 января 1863 г.

«Дорогой Мавр!

Я благодарен тебе за твою откровенность. Ты сам понимаешь, какое впечатление произвело на меня твое предпоследнее письмо. Если так долго прожил с женщиной, то смерть ее не может не произвести потрясающего действия. Я почувствовал, что с ней вместе похоронил последнюю частицу своей молодости… Но покончим с этим… я рад, что одновременно с Мери не потерял также и своего самого старого и лучшего друга…

Просто взять деньги я не могу, – Эрмен может мне в этом отказать, и по всей вероятности откажет, а на это я не могу пойти. Занять здесь у третьего лица, у ростовщика, значило бы дать Эрмену самый лучший повод порвать со мной контракт. И все же я никак не могу примириться с тем, что ты осуществишь свое намерение, о котором мне пишешь. Поэтому я обратился к старику Хиллу и взял у него прилагаемый вексель на 100 фунтов…

Вексель это то же, что и наличные деньги. Фрейлиграт учтет его тебе с наслаждением, более надежных бумаг почти не имеется в обращении…

Твой Ф.Э.»

Маркс – Энгельсу

в Манчестер

Лондон, 28 января 1863 г.

«Дорогой Фредерик!

Целый ряд необычных обстоятельств никак не позволил мне вчера известить тебя о получении письма с векселем.

Я очень хорошо понимаю, как рискованно для тебя оказывать мне подобным образом столь большую и неожиданную помощь. Не могу выразить, как я тебе благодарен, хотя мне, перед моим внутренним форумом, не нужно было новых доказательств твоей дружбы, чтобы знать, как она самоотверженна. Впрочем, если бы ты видел радость моих детей, это было бы для тебя прекрасной наградой.

Могу тебе также откровенно сказать, что, несмотря на весь тот гнет, под которым я жил все последние недели, ничто меня и в отдаленной степени так сильно не угнетало, как боязнь, что в нашей дружбе образовалась трещина…

Утром моя жена так плакала над Мери и над твоей утратой, что совершенно забыла свои собственные горести, которые как раз в этот день дошли до своего апогея, а вечером она была уверена, что, кроме нас, нет ни одного человека на свете, который мог бы так же страдать, если у него в доме нет брокера и нет детей.

Твой К.М.»

•

Весной 1860 года Энгельс получил телеграмму от братьев: «Отец тяжело болен».

Въезд в Пруссию был ему запрещен. Пока добивались разрешения, отец умер. Энгельс выехал на похороны.

Эти годы отец изредка навещал его, останавливался в манчестерской квартире, снятой для представительства. Делами сына он был доволен. О сыне говорили как об удачливом коммерсанте.

Готфрид Эрмен на вопрос о Фридрихе отвечал сухо:

– Был бы плох – погнал бы.

И все же отец знал, что сын живет иным, но в разговорах они этого старались не касаться.

В Бармене жили братья. Каждый рассчитывал на свою долю.

– Мы вообще удивляемся, что ты надеешься на проценты с фабрики в Энгельскирхене. Ты не имеешь к ней отношения, раз живешь в Манчестере, – услышал он в первый же день.