Утренний берег

Дом бабки Татьяны оказался тем самым, где Кирилл и Анатолий просили молока. На стук им никто не ответил. Они вошли в просторные чистые сени, остановились на пороге комнаты.

В комнате чисто. Пол устлан стиранными дорожками. На стене два плаката по животноводству, старая икона и портрет Ворошилова в военной форме. Скатерть на столе откинута. На газете наполовину разобранная швейная машинка старинного образца.

— Гришка! — позвал Анатолий тихо.

Молчание. Только край занавески шуршит по обоям.

— Гришка! — позвал Кирилл.

Опять тишина.

За их спинами открылась дверь. Вошла бабка Татьяна.

— А-а-а, — сказала она. — Здравствуйте… За огурчиками за́шли?

— Нет, огурчики потом. Мы Гришку ищем.

— Гришку? Чего же его искать? Вон, он машинку налаживает. — Бабка подошла к дверям, глянула в комнату. — Только что был… Меня вот за маслом послал к Никите Зотову, к шоферу. Говорит, принеси солидол. Без него не получится… — Бабка поставила баночку с маслом возле машинки, посмотрела туда, сюда.

— Вы проходите, садитесь… Я вас молочком топленым угощу.

Кирилл и Анатолий прошли к столу. Бабка вытерла руки о фартук и засеменила за перегородку к печке. Вдруг она громко вскрикнула и выскочила обратно.

— Кто там?

— Где?

— Там, — сказала старуха испуганным шепотом и показала локтем за перегородку. Она смотрела на гостей со страхом и недоверием.

— А куда ж вы вчерась, кормильцы, удрали?..

Кирилл и Анатолий встали из-за стола.

Старуха попятилась, потом шустро подскочила к окну.

— Иван! Иван! Спасай! — завопила старуха, откинув занавеску. — Я ж тебе говорю, — спасай, окаянный!

Кирилл и Анатолий подошли к русской печке.

На шестке, между чугунов и сковородок, топтались два громадных валенка, перепачканные в золе и саже. Один валенок приподнялся. Из пятки у него выбивался дымок. Вероятно, пятку прожгло углем.

Анатолий решительно постучал по валенку согнутым пальцем.

— Слушайте, товарищ.

Валенок опустился, выдавив из пятки ядовитое облачко дыма.

Анатолий постучал еще раз.

— Эй, что вы там делаете?

— Где?.. Что случилось? — послышались голоса в соседней комнате. В дверях показались бабка Татьяна, тракторист и девушка-счетовод.

— Вот они, — бабка победно подбоченилась. — А третий ихний в печке шарится. Я их еще вчерась приметила. Не наши люди…

— Неловко получается, граждане, — сказал тракторист. — Что вы тут делаете?

— Мы ничего…

— Мы Гришу ищем…

Девушка-счетовод выглядывала из-за широкой трактористовой спины.

— Вы что ж, его в трубе ищете? — спросила она. — Он, чай, не окорок.

— А если документы проверить. — Парень двинулся вперед, выпятив все свои мускулы.

— Проверь, Ванюша, проверь! — сказала старуха. Но тут валенки шевельнулись. Один опустился с шестка, нащупал табуретку. За ним — другой. Из печки вылетело облако сажи. И появился Гришка. Весь перемазанный, полузадохшийся. Он чихнул и открыл глаза.

— О, господи! — ахнула бабка. — Да чего же ты в трубе делал?

— Колено изучал. — Голос у Гришки был хриплый, будто горло ему забило сажей. Он кашлял и сплевывал себе на ладошку черные слюни.

Бабка опомнилась от изумления и страха, схватила сковородник.

— Я тебе дам колено, мазурик! Машину развинтил, а сам в колено полез?!

Парень-тракторист подошел к Гришке, ткнул его пальцем в живот и восхищенно пробормотал:

— Вот чума! Вот это чума!..

Гришка спрыгнул с табуретки, увернулся от бабкиного сковородника, перепачкав Анатолия сажей.

— Печник говорил, — у вас печка высшего класса. Почему у вас хлебы лучше всех?!

Старуха изловчилась, схватила его за чуб.

— Мои хлебы мои руки делают, а не какие-то там коленья. Валенки стариковы прожег. Я из тебя дурь вытрясу!

Кирилл и Анатолий сидели на подоконнике в своем доме. Их мучила одна догадка, но они молчали, не решаясь произнести ее вслух.

Скоро прибежал Гришка.

— Еще за волосы дерет, — сказал он, размазывая по лицу сажу. — А вы не беспокойтесь, я сейчас. — Он подошел к печке. — А может, вам русскую сложить? — Глаза у него заблестели. — В русской колено вот так идет…

— Ты лучше скажи, — не выдержал Кирилл. — Зачем ты нам голову дуришь? Ты думаешь, мы глупые? Ты ведь печек никогда не делал.

Гришка отвернулся.

— А я разве говорил такое? Я не говорил… — он постоял немного, поводил калошей по полу: — Плотницкое могу. Трактор водить могу. За движком на электростанции следить могу. Я швейную машинку чинил даже. У бабки Татьяны. Системы Зингер.

— Видели мы твою починку, — сказал Анатолий.

— Так это в который раз уже. У нее вал подносился. Надо втулку специальную точить… — Гришка посопел в обе ноздри, опустил голову. — А печек… Печек не клал…

— Мы-то здесь при чем? — устало спросил Анатолий. — Зачем ты нас заморочил?

— Вы ни при чем, конечно. — Гришка снял ведро с раствором, поставил его на пол. — Печник у нас — чистый бандит. Вся деревня через него страдает. Вон сколь домов без печек стоят. А он как заломит цену, хоть корову продавай. — Гришка уложил на угол плиты кирпичину, потом другую. Сердито, словно кому-то назло.