Утренний бриз

Милиционеры, уже собравшиеся связать руки шахтерам, остановились в нерешительности и выжидающе смотрели на Струкова, Тот, удивленный появлением Рыбина, на мгновение смешался. «Почему здесь Рыбин? Что он делает? Почему весь в угольной пыли?» Струков ничего не понимал, и поэтому он глупо спросил:

— Это вы?

— Почему вы хотите арестовать шахтеров?

— Они изуродовали человека и должны нести ответственность. — Струков уже овладел собой. — Я их забираю…

Шахтеры вновь зашевелились. Рыбин спросил:

— Когда это случилось?

Струкову не хотелось называть имя Бирича, и поэтому он уклонился от ответа.

— Здесь не будем разбирать. Вам я все разъясню в Ново-Мариинске, — Струков снова приказал милиционерам: — Связать преступникам руки! Чего стоите, рты пораскрывали?

— Не трожь наших дружков, — выступил из-за спины Рыбина Баляев. — Нам неведомо, в чем они перед тобой виноваты. Мы за ними грехов не видели.

— Пшел! — побагровев, заорал на шахтера Струков. — Не в свое дело не суйся! А то и тебя прихвачу!

— Экий ты скорый и быстрый. — Баляев раздувал ноздри. В нем закипала обида. — Я грозиться не буду, как ты. А вон кликну шахтериков. Верно, робя?

— Гони его в шею, Гаврилович! — закричали шахтеры. — Чего ему тут надобно? Приехал пужать! Смотри, какой грозный! Накостылять ему по шее — и все тут!

Часть шахтеров сгрудилась за спиной Баляева и Рыбина. Другие ринулись к Агибалову и его товарищам. Струков рывком расстегнул кобуру, выхватил револьвер, закричал:

— Назад! Убью!

Шахтеры невольно остановились, но тут Баляев почти вплотную подошел к Струкову и, отведя своей огромной ручищей револьвер Струкова в сторону, негромко, но грозно предупредил: — Не балуй, начальник! Ты раз пульнешь, а самого тебя по косточкам раздерут. Уезжай-ка отседова подобру.

Струков едва удержался, чтобы не выстрелить. Он с ненавистью смотрел в лицо Баляева и краем глаза видел за его плечами надвигающихся шахтеров. Струков понял, что слова гиганта не пустая угроза, и убрал револьвер. Баляев почти добродушно произнес:

— Так-то оно разумней, — но в глазах его прыгали колючие огоньки.

— Хорошо, я уеду, — Струков сделал знак милиционерам садиться на нарты. — Но запомните, что вы оказали сопротивление властям.

— Чего же обижаться и грозиться? — Баляев укоризненно покачал головой. — Нехорошо. Ну, с богом.

Милиционеры повернули упряжки и понеслись назад к Ново-Мариинску. Шахтеры засвистели вслед, заулюлюкали. Окружив Агибалова, Занина и Копыткина, они хлопали их по плечам, расспрашивали:

— За что же вас в холодную хотели утянуть?

— Кто его знает, — пожал плечами Агибалов, а Копыткин только презрительно сплюнул. Занин опять скорчил гримасу:

— Нас заместо Рыбина в начальники звать хотели. Он же сбежал, а дело-то делать некому!

Посмеиваясь, шахтеры направились в барак. Баляев одобрительно сказал Рыбину:

— Не сдрейфил ты. Хорошо.

Рыбин молчал. Он теперь с ужасом думал о том, что ожидает его. Совет не простит ему ни его бегства, ни его заступничества за шахтеров, которых хотели арестовать.

— Чего им от них надо? — Рыбин указал на шагавших впереди Агибалова, Занина и Копыткина.

— Думаю, за молодого Бирича, другой причины нет, — Баляев посмотрел в сторону Ново-Мариинска и вдруг убежденно сказал: — Не долго им куражиться!..

Рыбин взглянул на него с удивлением.

…Рули стоял на лыжах возле дома Лампе и курил. Лицо его было румяным. Брови побелил иней. Видно, Рули только что откуда-то вернулся. Свенсон удивился:

— В такой мороз и прогулка?

— Хотелось убедиться, что отправились гости к большевикам. — Рули сбросил лыжи и воткнул их в снег возле крыльца.

— Рудольф, можете вы сделать так, чтобы с открытием навигации ни один пароход, кроме моей шхуны, не разгружался в этом лимане? — спросил Свенсон.

— Хотите стать единственным хозяином Чукотки? — Рули сразу же понял замысел Свенсона и оценил его. — План отменный! Всем коммерсантам, как говорят немцы, капут…

— Да, — Свенсон решил быть с Рули откровенным. — Остальные коммерсанты становятся моими агентами. Другого для них пути нет.

— Сколько я получу от вас за помощь? — спросил прямо Рули.

— Назовите сумму сами, — предложил Олаф.

— О'кэй! — Рули выбил трубку. — Я подумаю. И немного меха.

— Идет, — согласился Свенсон.

— Я обещаю, что ни один пароход не разгрузится здесь, — Рули смотрел на Олафа узкими глазами, и взгляд их был твердым и жестоким.

…— Ты сегодня какой-то необыкновенный, — заметила Елена Дмитриевна, когда Свенсон заглянул к ней в спальню. Она все еще нежилась в постели, хотя время приближалось к полудню. — Что случилось? Приятные новости?

Олаф рассмеялся в ответ. Он бросился к Елене, расцеловал ее, схватил в охапку и, как ребенка, поднял на руки.

— Ты, Элен, скоро будешь самой богатой красавицей Севера, — шепнул он ей, щекоча губами ухо.

— А когда настанет это «скоро»?

— О-о! — подмигнул ей Свенсон. — Это коммерческий секрет. Даже для жены. — Последнее слово не случайно сорвалось у Олафа. Он уже окончательно решил, что Елена станет его женой и он никогда с ней не расстанется.