Утренний иней

Вот уж от кого никак не ожидала Настя поддержки, так это от Романа Потанина, который не один раз нарочно то и дело в раздевалке норовил двинуть ее плечом так, что она еле удерживалась на ногах, или старался вышибить у нее портфель из рук, если сталкивались в дверях класса. За это Настя его не любила, хотя он и был младшим братом того самого симпатичного семиклассника, в которого, по Настиным предположениям, была влюблена Виолетта.

— Ну, давай, давай! — продолжал Потанин-младший. — Давай, Алла-запевала! Почему каждый день «ох уж эта Настя»? Давай расшифровывай свой репертуар!

Вмешательства Потанина Аллочка тоже никак не ожидала. Потанина она побаивалась, как и все девчонки в классе, и сразу стушевалась.

— А что такое? Я хотела сказать, что в нашем кино идет фильм «Ох уж эта Настя!». Может быть, нам коллективное посещение устроить?

— Идет! — охотно согласился Потанин. — Удерем с физики! Кто «за»?

Он поднял руку и подмигнул Насте: «Я — за!» Это можно было понять и так: «Я — за тебя!» Но когда Настя, направляясь к своей парте, проходила мимо него, он вдруг выставил ногу в проход, так что Настя, зацепившись за нее, чуть не упала. А он тут же сделал вид, что это случайно, что это неожиданно для него самого его нога вылезла в проход. Вредный это был мальчишка!

Урок истории прошел быстро. Наверно, оттого, что Настины мысли были заняты не уроками, а совсем другим. Что-то теперь произойдет, что-то теперь изменится в классе по отношению к ней? Она переживала свой громкий выпад против Аллочки, сидеть с которой теперь было просто невозможно. И еще она боялась, что показалась всем смешной. И еще было обидно — заступился, а потом подножку!

Но еще обиднее ей стало, когда после звонка на перемену Аллочка, прищурив свои зеленые глаза, тихим и злым шепотом сказала ей:

— Старуха! Старуха! Второгодница! Тебе уже в седьмом давно пора учиться, а ты все еще шестиклашка сопливая! Старуха! Старая дева!

Настя не выдержала и шлепнула Аллочку учебником по голове.

— Сама ты старая дева!

Шлепнула она не так уж и сильно, но Аллочка тут же завопила и, прихватив с собой двух свидетельниц, умчалась жаловаться Тамаре Ивановне.

А после уроков Настю вызвали в учительскую.

В учительской, как всегда после звонка с последнего урока, было многолюдно. Настя долго ждала, не решаясь войти и ругая себя за нерешительность. Прозвенел звонок на первый урок второй смены, разошлись по классам учителя, а Тамара Ивановна все не выходила из учительской, хотя ей давно пора было на репетицию — возле актового зала уже собирался драмкружок. Дольше тянуть было нельзя, и, тихо постучавшись и не дождавшись ответа, Настя распахнула дверь.

Тамара Ивановна была одна. Она сидела за столом у окошка и, совсем как Настя недавно, смотрела на голые ветки деревьев с повисшими на них капельками бывшего инея, которые уже чуть подмораживал пока еще слабый морозец. Лицо было озабочено, морщинка лежала между бровей, из всегда аккуратного узла рыжих, с чуть заметной проседью волос на затылке выбилась прядка, а она ее не поправляла. Но похоже, не Настей была она озабочена, иначе заметила бы, что Настя вошла. «И хорошо! — облегченно вздохнув, подумала Настя. — Значит, ей не до меня, и отпустит быстро».

— А! Букатина! — сказала вдруг Тамара Ивановна, не отводя взгляда от окна. — Ну, что же ты так долго?

Насте сразу стало неуютно в этой большой учительской комнате. Значит, увидела, что Настя вошла. Увидела, не глядя. Значит, ждала, и разговор будет серьезный.

— Садись! — сказала Тамара Ивановна и тронула ладонью спинку стоящего рядом стула.

Настя надеялась, что постоит немного у двери, выслушает строгие упреки своей классной руководительницы, а потом молча возьмет записку к матери с просьбой явиться в школу и уйдет, и на этом все пока кончится. А тут ей вдруг предлагают сесть, да еще рядом.

Опустив глаза, она тихонько подошла и тихонько села на краешек стула, поставив портфель на колени.

— Тебе трудно у нас, Настя?

Неожиданный этот вопрос застал Настю врасплох. Она растерялась и от растерянности первый раз посмотрела Тамаре Ивановне в глаза. Глаза эти, зеленые, смешливые, были добрыми, даже ласковыми. На уроках они были совсем не такими. Какие-то совсем не классноруководительские глаза.

Так не положено! Не положено! Не положено! От такого взгляда становится не по себе, и уже не можешь ничего путного придумать, чтобы хоть как-нибудь оправдаться.

— Почему трудно? Вовсе и не трудно, — сказала Настя, снова опуская взгляд. — Совсем не трудно.

Но видимо, Тамара Ивановна успела что-то разглядеть в этом Настином взгляде, потому что вдруг снова совсем не по-классноруководительски погладила Настю ладонью по волосам.

Да ведь не положено же так! Не положено! Настя приходила в отчаяние, она не знала, как вести себя с Тамарой Ивановной.

— Может быть, тебя отсадить от Запеваловой? С кем бы ты хотела сидеть? Может быть, с Верой Сотиной? Или с Кочневой? Тоже хорошая девочка.

Насте было все равно, с кем сидеть. Лишь бы не смотрели на нее вот так по-доброму, совсем как Евфалия Николаевна. Лишь бы не гладили по волосам…