Читаем Утренний приём пищи по форме номер «ноль» полностью

– мЭбу бэЭбу бэбЭбу барабУб – промычал строй, в котором каждый по отдельности говорил: «Здравия желаю, товарищ капитан».

Потом дежурный ходил и осматривал заступающих в наряд. У тех, кто выглядел тупым, он на всякий случай спрашивал обязанности.

– Обязанности знаешь?

– Т-т-так точно, т-т-тащ капитан!..

– Доложи.

– Дневальный по парку обязан… он… осуществляет значит…

– Охуенно! Молодец! Лучший боец галактики! После отбоя придёшь в штаб, доложишь мне лично. Понял?

– Т-т-так точно, т-т-тащ капитан…

Потом этот капитан подошёл к нам. Он посмотрел на нас так, словно нас нет. Потом он посмотрел на Бруса и спросил:

– Свежие?

– Так точно, товарищ капитан, – ответил Брус.

– Обязанности знают?

– Так точно, товарищ капитан.

– Ладно, верю.

Дежурный по части ещё немного походил между шеренгами, после чего строй сомкнулся, и мы прошли по плацу торжественным маршем под стук барабана. Потом ушли в роту, нести службу в новом для нас амплуа.

Дело было нехитрое. Мы условились сменять друг друга на тумбе каждый час. В перерывах мы ходили-бродили по помещениям роты и поддерживали порядок. Или делали вид, что поддерживаем порядок. Ближе к отбою Брус поручил мне заполнить журналы термометрии и инструктажа техники безопасности.

– Альпаков! – сказал он.

– Я! – ответил я.

– Писать умеешь?

– Так точно!

– Хочешь побыть писарем?

Мне понравилось, как это звучит, и я ответил:

– Так точно!

– Тогда заполни эти журналы. Щас покажу, как. Посидишь заодно, покайфуешь.

Кто-то из ребят сменил меня на тумбе, и мы с Брусом уединились в учебном классе, где Брус познакомил меня с интимным процессом заполнения внутренней документации.

– Короче, смотри. Термометрия. Здесь ты пишешь фамилию солдата, напротив неё – температуру. Такую, чтоб была ниже тридцати семи. А рядом – подпись.

– Чья подпись?

– Ответственного по подразделению.

– И чё, мне прям за него расписываться?

– Ну не ему же!

– Понятно.

– Так. Дальше техника безопасности. ТБ. Здесь тоже пишешь фамилию солдата, потом напротив пишешь: «Ознакомлен», – и дальше – подпись.

– Опять ответственного?

– Нет, теперь подпись солдата. Просто черкани что-нибудь, какая разница. А дальше, рядом с подписью солдата, подпись ответственного. Тут ты уже знаешь, что делать.

– Только я по фамилиям всех наших не помню.

– Ничего, я тебе список дам. Вот. Ответственный сегодня сержант Кыш. Его лишний раз лучше не беспокоить. Ну, это так, чтоб ты имел в виду. Своим там тоже передай. Собственно, вот и всё. Вопросы?

– Нет, вопросов нет.

– Тогда сиди, кайфуй. И не торопись особо, умей, так сказать, растянуть удовольствие. А то ты, смотрю, по-бырому всё делаешь. Тут не так надо. Тут как бы чем дольше ты делаешь что-то одно, тем дольше ты не делаешь что-то другое. Понимаешь?

– Кажется, да.

– Ну и хорошо. Ладно, пойду послоняюсь. Если Кыш или из наших кто зайдёт – скажи, мол, я тебя сюда посадил.

– Понял.

– Всё, давай, удачи.

Я заполнял синей ручкой какое-то говно, но ощущал при этом, будто бы приобщаюсь к таинству, объединяющему не только все слои армейской пищевой цепи, но и всю нашу необъятную Родину.

Наряд наш шёл здорово. Да, мы ещё не спали, когда прозвучала команда «Отбой». Мы ходили из помещения в помещение со швабрами и вёдрами и в поте лица драили полы. Но нас это не смущало. Это была плата за чувство собственной особенности и исключительности, которое мы ощутили впервые за всю неделю унификации и приведения к общему знаменателю. Мы могли пойти посрать когда захотим. Могли пойти поссать когда захотим. Могли попить когда захотим. Словом, перед нами открывалась уйма возможностей, недоступных всем прочим.

Помыв полы, мы распределили время ночного бдения на тумбе. Я пошёл стоять первым. До полуночи сержант Кыш, которого вдруг пропёрло поговорить с солдатнёй, расспрашивал меня о моём прошлом.

– А правда, говорят, ты в музее порнухи работал?

– Ну, как работал…

– И чё там? Чё там такое-то? Прям хуй-пизда что ли?

– Ну, типа того.

Разговор длился какое-то время. Потом сержант Кыш спросил, не хочу ли я занять вакантное место писаря в его роте после КМБ. Мне было радостно это слышать, и я дал предварительное согласие. В любом случае, КМБ наше только начиналось, и до его конца оставалось ещё долгих три недели.

Глава 5

Следующий день был ознаменован визитом в роту капитана Максимушина. Когда он пришёл, я стоял на тумбе, и мне посчастливилось подать в его честь торжественное и громогласное:

– СМИРНО!!!

– Фу, блядь, воняет как в свинарнике. Вы чё их, не моете? – спросил Максимушин подскочившего к нему рядового Бруса.

– Так это… товарищ капитан, ну… баня по субботам, как положено.

– Баня-ебаня!

Максимушин прищурился и испытующе посмотрел на Бруса.

– Так… так точно, товарищ капитан.

– Доклад где твой? – спросил Максимушин.

– А… кх-м… Товарищ капитан, за время вашего отсутствия происшествий не случил…

– Вольно.

– ВОЛЬНО!!! – продублировал я, всё так же торжественно и громогласно.

– Хули ты так орёшь?! – возмутился Максимушин.

– Виноват, товарищ капитан! – ответил я.

– Хуи-новат!

Я был очень рад, что после своего пассажа он не удостоил меня испытующим взглядом. Иначе я был бы уничтожен.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное / Биографии и Мемуары
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография