Утренний всадник. Книга 2: Чаша Судеб

Голос Божары заполнил все пространство, и каждое слово было – творенье: всем виделись густые дремучие боры, где рыжие стволы могучих сосен возносятся головами к небесам, сыроватые сумрачные ельники, где темно-зеленые лапы касаются ковра старой рыжей хвои, перемешанной с серыми, сгнившими осиновыми листьями, и мелкая травка пробивается сквозь островки мягкого мха, и топорщится веселый, не унывающий даже в вечном сумраке черничник… Так видит лес Мать Всего Сущего, творя его своим вещим словом.

Божара опустила глаза к чаше, и под ее взглядом вода начала кипеть. Макошь услышала ее. Волхва медленно опустила руку в воду и подняла что-то со дна. Исполненные священного трепета женщины увидели в ее руке мокрый гребень с острыми частыми зубьями, попеременно железными, медными и серебряными. Спинка гребня была деревянной, на ее концах сидели две медвежьи головы.

Вода в чаше успокоилась. Дарована широко открытыми глазами смотрела на гребень. Ее восхищала сила волхвы, умеющей взять чудо из рук самой богини. Ох, как же ей хотелось когда-нибудь научиться этому!

* * *

На ранней заре, когда лишь проблески розового света в небе говорили о близости нового дня, Росава разбудила Даровану. Восемь чародеек с девятой Божарой – как Макошь с восемью дочерями, Небесными Пряхами, – вышли из ворот святилища и поднялись на холм. Внизу лежала широкая долина, занятая лугами, где летом паслось стадо Великой Матери, кое-где темнели легкие березовые рощицы. Здесь уже не осталось снега, долина дышала оттаявшей темной землей. От первых проблесков весеннего тепла и до последних вздохов осени Макошина долина радовала человеческий глаз густотою трав, свежестью и обилием листвы, пестротой цветов, сладостью ягод; из каждого корня здесь вырастало вдвое больше стеблей, на каждом стебле распускалось вдвое больше цветов. Благословение богини освящало эти места, и страшно было подумать, что станет, если Чаша Судеб, а с ней и благословение Великой Матери, покинет этот край.

Поклонившись на все четыре стороны, женщины встали лицом к северу – оттуда приближалась опасность. Изредка бросая робкий взгляд на строгое, сосредоточенное и полное вдохновенной силы лицо старшей волхвы, Дарована видела в ней саму Макошь, чему помогал и торжественный, нарочно ради важного случая надетый священный убор с двумя широкими коровьими рогами.

Встав на вершине холма, Божара долго в молчании вглядывалась в край небосвода. И вот она что-то увидела. Протянув руки вперед и вверх, обращаясь разом к небу и к земле, Божара медленно затянула заклинание, растворяясь духом во влажной свежести холодного утра:

Исполнена земля еси дивности!
Встала я рано, утренней зарей,
Умывалась ключевой водой,
Утиралась густым облаком;
Вышла я во чисто поле,
Во широкое раздолье,
Говорю я слово Матери Макоши:
Сырые леса шатаются,
Мхи да болота колебаются,
Лесные звери разбегаются!
Дала мне Мать Макошь частый гребень,
А в гребне том три прута:
Прут железный, прут медный, прут серебряный!
И кину, и брошу я частый гребень
Во чисто поле, во широкое раздолье:
Стань, лес дремучий, от земли до неба,
Протянитесь, мхи да болота,
Синим туманом оденьтесь;
От заката до восхода,
От полудня до полуночи!
И как гора с горой не сходится,
Так пусть и злое племя рарожское
Через лес тот ни шагом не пойдет,
Ни верхом не поедет,
Ни ползком не проползет! 

Вслед за этими словами Божара выхватила из-за пазухи гребень, данный Макошью, широко размахнулась и бросила его с холма в долину.

Сильный порыв ветра обмахнул холм невидимым крылом; земля содрогнулась, в рассветных небесах мелькнул яркий золотисто-розовый свет. У густого облака с рогами вроде коровьих появилась ало-золотая каемка, и из него, как казалось с далекой земли, пошел дождь. Прозрачная живая дымка заструилась вниз и собралась между землей и небом в еще одно облако, но уже серо-голубоватое.