Утро богов

— Это еще почему?

— А потому, что целость государства можно сберечь только двумя способами: либо развитой экономикой, либо сильной центральной властью. Экономика наша, сами знаете, на папуасском уровне. Сильная же власть требует постоянной лихорадки, особого положения в стране. А для этого призрак угрозы как нельзя более подходит, и мы с ним, родным, не расстанемся.

— Может, я и старовер в политике, — несколько обиженно сказал Агафонов и громко прихлебнул чай. — Но без сильной власти, брат, и экономику твою не создашь. Вот был я однажды в Индии, когда наш отряд с визитом дружбы заходил в Мадрас… Жители тамошние как говорят об англичанах?! Уважительно! Зря вы их, говорят, называете колонизаторами: все, что у нас есть лучшего, оставили они — и заводы, и сервис, и парламентскую систему… А ведь как внедряли? Пушками. Сипаев к стволу привязывали. Одно слово, Британская империя!..

Я окончательно решил не щадить комбрига.

— Британская империя, Иван Савельевич, мир покоряла не столько пушками — любой военной силе можно дать отпор, — сколько высокой технологией. Слаборазвитые народы на опыте убеждались, что жить по-английски лучше, богаче… Еще раньше то же самое показал Рим. Власть его держалась не на мечах, а на прекрасных дорогах, развитом земледелии, справедливых законах для всех — римлян и неримлян…

— Много воды утекло…

— Стало быть?..

— Думать пора.

— Получится ли?

— Нам и решать.

— По тем образцам?..

— Сейчас это к нам не относится, — хмуро сказал Агафонов. — У нас другой принцип. Сильные республики — значит, сильная федерация. И не иначе.

— Дай Бог, конечно… Я бы рад оказаться неправым. Но все-таки, по-моему, самой лучшей человеческой выдумкой в том, что касается общественного устройства, является полис. Да, смейтесь сколько хотите — греческий полис, город-государство, где живет не более нескольких тысяч граждан, со своими ремеслами и торговлей.

— Своими рабами, — ввернул Агафонов.

— Ну, мы же не обязаны на нынешнем уровне техники копировать древнее общество в деталях! Главное — принцип. Полная децентрализация. Конец этих гигантских, жестоких, неповоротливых динозавров — государств…

Он хохотнул, почувствовав себя уверенней, пальцами от горла наружу распушил бороду.

— Полис не может быть вечным, милый мой, не может быть вечным… Раздели любое большое царство на малые: обязательно одно среди них окажется более жадным, чем соседи, начнет захватывать чужие земли — и, глядишь, опять сидит на троне великий государь. Боспорская монархия тоже начиналась с отдельных городов. Так уж устроен человек, ему всегда всего мало — земель, рабов, золота…

— Значит, ты считаешь тиранию неизбежной? Другого пути для людей нет? А как же демократия в Афинах, да и в нашем родном городе? Она тоже на время?..

— Тоже, Котис… Демократия! — Ликон пуще приосанился, в подобном споре он чувствовал себя неуязвимым. — Ее никогда не было и быть не может, это вымысел неудачников, рыночных горлопанов!.. Как ты там ни называй Перикла — стратегом, автократором, народным избранником, — он все равно был монархом, повелителем Афин, ибо народу нужен кто-то один, кому можно поклоняться или на кого можно свалить все беды. При умном правителе, окруженном хорошими советниками, государство процветает; при глупом и корыстном — хиреет. Сами же граждане, никем не управляемые, способны лишь сводить счеты друг с другом да драться за лишний кусок для своих детей, в ущерб чужим… Ты говоришь, демократия процветает в нашем городе? Ну да, конечно, экклезия собирается, булевты говорят мудрые речи. А попробовал бы кто-нибудь из них сказать словечко против Парфенокла с его кораблями, с его пшеницей, которую он продает во все концы света! Благодетель, кормилец, отец города — вот, декрет в его честь, выбитый на белом мраморе, высится посреди агоры! Кто против Парфенокла? То-то… Меч или золото в руках у монарха, зовется ли он архонтом или купцом, философом или менялой-трапезитом — суть неизменна: народ править не может, у страны всегда один хозяин!..

— И тебя, по-видимому, это вполне устраивает?! — Не могу спокойно говорить с Ликоном, всегда начинаю волноваться. — Да, Перикл был честен и справедлив, но однажды к власти в Афинах пришел Критий, осудивший на смерть тысячи невинных!..

Ликон откровенно хохочет, прихлебывая вино из медного варварского бокала. Погода хороша, корабль ровно бежит по зеленым послушным волнам, и гребцы дремлют, растянувшись на своих лавках.

— Народ без головы — это толпа, а толпа льет кровь, как воду! Ни один деспот, даже безумный Камбиз, не сравнится свирепостью с многолюдной чернью, криком решающей — кого карать, кого миловать… — Он вдруг стал сумрачен, точно жрец, вещающий слова оракула, и я понял, что Ликон, выходец из суровой Спарты, умеет быть вовсе не смешным.

— Придет день, и восстанет из среды эллинов царь всего мира!