Утро года

Ивану Версте хотелось пожаловаться на свою собственную горькую долю, на то, что нужда измотала его, вытянула, сделала как будто еще длиннее. И вот, улучив момент, он начал исподволь:

— Надолго прибыл, Орлик?

— Да недельки две думаю пожить, — ответил Орлик, перебирая что-то в дорожном мешке.

— Эх, жалко! — покрутил головой Иван. — Ежели бы погостил еще немного, то как раз бы дыни с арбузами поспели. На бахчах а-яй как хорошо можно было бы покалякать!.. Там я полный хозяин. У меня, брат, сейчас два рукомесла: зимой церковь сторожу, чтобы святые угодники не разбежались, а летом вместе с Дорофеичем на бахчи перехожу, в шалаш… Куда же деваться? Землицу свою пришлось задарма хуторянам в вечность продать. Из силов выбился, хоть караул кричи. Да-а, — протянул Иван, — живем мы ровно кутяты слепые, тычемся туда-сюда, а ни с места. Народу надо открыть глаза, подбодрить его, направить на путь истинный…

— Вот-вот, — подхватил Орлик. — Именно открыть глаза надо каждому… А дорога у нас одна — к революции: царя по шапке, заводчиков, фабрикантов, помещиков и всех других богатеев — туда, как ты давеча сказал, — где Макар телят не пас. Ну, а фабрики и заводы — рабочим, землицу — крестьянам. Вот таким, как ты, Максим Иванович, Григорий Полынин, как вот Яшкина мать…

Мы с Яшкой встали и пошли на гриву за сухим хворостом, который после половодья лежал всюду большими кучами. В темноте Яшка дернул меня за рукав и спросил:

— Слыхал, что Орлик говорит?

— А то не слыхал! — ответил я, вытаскивая из кучи длинную хворостину. — Он в Самаре главным…

— А ты знаешь, что ли?

Я ничего не знал, но заключил только по тому, что раз Орлик говорит «царя по шапке», то, конечно, он не из простых.

— Тут и знать нечего, — сказал я. — И так видно.

— Эх, вот бы у Табунова всю землю отобрали! Тогда Микитка не стал бы нас дразнить кусошниками, — проговорил Яшка и, споткнувшись, грохнулся на кучу хрусткого хвороста.

— Гляди ты, тихонько — глаз выколешь, — сказал я. — А Микитке мы тогда за все бы отплатили: и за то, что дразнил нас, и за отнятый у тебя лосевый биток — помнишь, когда у Лизунова двора в бабки играли?

— Помню, — сказал Яшка. — И за то отплатим, как он тебе, Вась, прошлым летом репьи в волосы закатал…

Мы принесли по охапке хворосту, посидели еще маленько. Веки наши стали тяжелыми, будто оловянными, глаза начинали слипаться, и мы, свернувшись калачиком, заснули.

Ни одной поездки за Волгу не пропустили мы с Яшкой. Орлик похвалил нас за это и подарил книжку про гуттаперчевого мальчика.

— А купаться пойдем на Воробьиный мыс? — спросил нас как-то Орлик.

— Пойдем, — обрадовались мы.

— Плавать умеете хорошо?

— Большое озеро переплываем, — похвалились мы.

А Яшка добавил:

— И на спине умеем плавать.

— Во-он что! — тряхнул Орлик завитушками волос. — Тогда все в порядке.

…На другой день мы собрались на Воробьиный мыс. Это — самое излюбленное место для купанья. Тут, с мыска, больно хорошо было прыгать прямо в Волгу, а на береговом желтом вязком песке — лежать, валяться и поджариваться, как на сковородке. Но купались здесь только те, кто умел плавать, потому что течение быстрое и глубина большая — около самого берега с головкой!

Мы с Яшкой поджидали Орлика за нашим огородом и от нечего делать бросали мелкие камешки под горку, стараясь попасть в дубовую колодезную бадейку. Из Афанасьичева проулка вышла целая артель ребятишек. Было далековато, и мы узнали только Микитку Табунова, Сережку Мельникова и Тимошку Мухомора. Они спустились по узкой тропинке к Сухой речке и направились в луга. А из-за угла своей рубленой бани неожиданно вывернулся Петька Марьин с большущим ломтем пирога в руке. Увидев нас, он отбежал немного и злорадно провизжал:

— Кусо-ошники!

Яшка пульнул в него камнем и крикнул в ответ:

— Обжора, подавиться бы тебе!

— Ябеда! — не утерпел и я.

Петька издали обозвал Яшку «вареным», а меня — «отпетым» и прибавил ходу.

Когда мы с Орликом пришли на Воробьиный мыс, то увидели, что Микитка, Сережка, Тимошка и Петька Марьин жарились уже на горячем песке. Не будь с нами Орлика, не миновать бы кровопролития. Как бы мы ни храбрились, а вдвоем разве можно справиться с такой оравой? Пришлось бы нам с Яшкой идти домой с помятыми боками. Но сейчас все наши враги были тише воды, ниже травы. Они предусмотрительно перекочевали со своего места чуть подальше и с любопытством, во все глаза смотрели, как Орлик с разбегу нырял в воду и делал далекие заплывы. С волнением следили за Орликом и мы с Яшкой. Однако нам хотелось щегольнуть перед мальчишками, а особенно перед Орликом, показать свою удаль, свое умение. И, прежде чем прыгнуть в воду, мы вытягивались в струнку и громко кричали в один голос:

— Орлик, смотри!.. — И со счетом: раз, два, три — бросались в воду.

— Молодцы! — махал нам рукой издали Орлик и, шумно отфыркиваясь, плыл к берегу.

После нескольких прыжков и заплывов мы сделали передышку и улеглись на песок. Вдруг послышались истошные голоса ребятишек, среди которых резче всех выделялся голос Микитки:

— Петька Марьин то-о-не-ет!.. В суводь попа-ал!..