Утро морей

Все это было подано очень подробно и грязно. С беззастенчивыми интервью тех, кого он домогался и даже вроде как насиловал. Доказательств не было, но их уже никто и не требовал. Статьи сопровождались многочисленными фотографиями тех самых «атрибутов» из квартиры Аверина. Все было обставлено так грамотно, что Ника и сама бы поверила в это, если бы не бывала в той квартире раньше.

Всего этого там не было! Там, где сейчас были развешаны изображения голых девиц, раньше висели картины. Полки предназначались для книг, а не для выставки достижений секс-индустрии. И все те девушки, которых якобы лапал на переменах Аверин, бывали у него только на лекциях, не на семинарах даже — Ника это сразу проверила. Похоже, те, кто это затеял, так и не смогли уговорить настоящих учениц Аверина свидетельствовать против него и притащили каких-то малолеток, которые видели его один раз в жизни и издалека.

Но какая разница, если нужная картинка сложилась? Вместо уважаемого профессора, с чьим мнением нужно считаться, общество получило старого одинокого извращенца, который умер с голым задом и собственным ремнем на шее. И теперь каждый раз, когда кто-то попытается ссылаться на него, будут припоминать именно это.

Ника прекрасно понимала, зачем это сделано. Ей сам Аверин и рассказал, хотя вряд ли он тогда подозревал, что это его тоже коснется! Самого опасного врага пытаются унизить. Пока он страшен — он способен на многое. Толпа не будет его любить, но она подчинится ему. Другое дело — если он глуп, смешон и жалок. Он — пошлость, тема для анекдотов. Кто не постыдится упомянуть его имя в приличном обществе?

При жизни Аверина у них не получилось бы сделать это. Они ведь пытались: вызывали его на дебаты, писали про него пакостные статейки. Но на дебаты он приходил и разносил любого соперника в пух и прах, на статьи отвечал статьями, куда более талантливыми и едкими. Он стал противником, которого можно победить только одним способом.

Они и победили, заставили его молчать, а уже потом вываляли его имя в грязи. И у них все получилось! Теперь Аверина не цитировали, хотя он был прав во всем. Записи его выступлений спешно убирались из эфиров. А главное, никто за него не вступился! Если бы его убили — уже звучали бы гневные речи с каждой трибуны. Но вот эта пошлая тема… ее избегали, чтобы ненароком не замазаться. Люди старой закалки — они порой такие. Не боящиеся боя, но боящиеся грязного белья.

Их Ника еще как-то могла оправдать… Но его ученики — с ними-то что не так? Где они все? Втянули язык в задницу, опустили глаза и идут дальше?

Ника злилась на них ровно до того момента, как поняла: она такая же. Она стала такой раньше всех. С опущенным взглядом и языком в известном месте. Ей страшно — но и ученикам тоже страшно! Они видят, как легко раздавили великолепную многолетнюю репутацию профессора. Они не хотят связываться с машиной, способной на такое. Уж лучше пусть кто-нибудь другой или оно само… А потом станет слишком поздно.

Или не станет.

Впервые со смерти Аверина Ника почувствовала, как гнев, уже почти позабытый, выжигает в ее душе страх. Она по-прежнему не была уверена, что ее не раздавят, что от ее стараний будет хоть какая-то польза. Но она должна была попробовать.

Поэтому она набрала номер Юли, надеясь, что еще не занесена в черный список. Надеялась не зря, Юля все-таки ответила ей, хотя от ее голоса веяло январем.

— Чего тебе?

— Нам нужно встретиться, — ответила Ника.

— Зачем?

— Кое-кого помянем.

* * *

Нужно было молчать. Молчать, даже когда слова грозят разорвать горло, потому что кто-то должен говорить, когда молчат другие. Макс не знал, сколько еще он так выдержит. Он утешал себя лишь тем, что это временно, он обязательно что-то придумает, он просто пока не представлял, что.

Они ведь подловили его, это нужно признать. Макс не боялся боли — и смерти, так они бы его не остановили. Но он не мог допустить, чтобы из-за него пострадал кто-то другой. Даже при том, что не любил Женю — в этом чувствовалась определенная ирония. Он уже впустил ее в свой мир и должен был нести ответственность за последствия.

Его блог простаивал которую неделю. Он начал терять подписчиков. А те, что оставались, не поддерживали его — они злились. Они думали, что он испугался или продался, и это больно било по Максу. У него даже не было возможности оправдаться, он не мог так подставить Женю, рассказать, что ее избили и изнасиловали, ей и без его болтовни еще придется жить с этим дальше. Поэтому он сжимал зубы и молчал, ожидая той самой идеи, которая поможет со всем этим покончить.

Сама Женя о его мучениях ничего не знала. Она поправлялась, но очень медленно, часто плакала, и от этих слез ему удавиться хотелось. Он не мог отомстить за нее — как раз из-за Жени и ее будущего! Замкнутый круг, безвыходная ситуация.

Поэтому он старался поменьше времени проводить в интернете и побольше — в больнице. Рядом с Женей можно было жить одним моментом и не думать о той грандиозной свинцовой туче, которая уже наливалась грозой на горизонте его будущего.