Читаем Утро ночи любви полностью

Утро ночи любви

Эксперта он тоже знал хорошо, с ним всегда можно договориться. А записка и в самом деле написана Алиной.

– Что-то много трупов, – сказал подошедший к ним Сашок Феофанов. – И в записке каждый раз один и тот же текст.

– Это последняя, – сказал он.

– Андрей... – замялся Феофанов. – Отойдем, а?

Они отошли в сторонку.

– Я все понимаю, – Сашок отвел глаза. – Но из органов тебя, скорее всего, выпрут. Зато если с этой бабой что-то не так... ну, ты понимаешь... В общем, спустят на тормозах. Тем более, есть предсмертная записка. Беспорядка в спальне нет, следы борьбы отсутствуют. Твои показания единственные, других свидетелей нет. Мы своих не бросаем.

– Я рассказал все, как было.

– Да я понимаю... А работа... Работа найдется! Будешь возглавлять службу безопасности в какой-нибудь фирме.

– Все может быть.

– Мне нравилось с тобой работать, честное слово! Жаль, что так вышло.

– Ладно, пионер. Руку давай.

Они пожали другу друг руки.

– Ну что, заканчивайте здесь! – заторопился следователь. – Дело ясное: типичный случай самоубийства. Надо установить личность... Тьфу! Личность-то есть! Сообщить родственникам – и в архив! Давайте, заканчивайте, дел по горло!

Андрей Котяев перевел дух. Вроде, прокатило. Не работай он в органах, ему бы это вряд ли сошло с рук. А может, и сошло бы.

Интересно, Алина предполагала такой расклад событий или нет? Но об этом уже никто никогда не узнает.

* * *

– Игорь Михайлович, утренняя газета!

– Я занят!

– Я думаю, вам это будет интересно.

Ты гляди, какая настырная! Копейко с неудовольствием смотрел, как красавица-секретарша идет к его столу. Сказано же: занят! Но едва Игорь Михайлович взял в руки газету, как о делах сразу забыл.

– Ваша бывшая жена застрелилась, – тихо сказала Аня. Она еще не знала, какова будет реакция шефа? Какое надо делать лицо, скорбное или, напротив, радостное?

– А я ведь с ней поспорил на этого мента... – Копейко читал так же быстро, как ел, заметку в газете он проглотил за минуту. – С кого теперь выигрыш получить? А выигрыш немалый.

– Простите?

– Все нормально, – он отложил газету. – Но я не внакладе. От такой болячки избавился, это я про свою бывшую. Так даже лучше. Хотя пришлось вложиться, конвертик-то с деньгами он взял. Я предполагал, что нечто подобное случится, потому и денег ему дал. Как говорится, и вашим и нашим. Пари принял, но играл нечестно. Баба, она и есть баба, а ведь я ей говорил... Жаль, красивая была женщина. Ты, вот что...

– Да, Игорь Михайлович? – Секретарша уловила в голосе шефа знакомые нотки, мгновенно достала из кармана блокнот и приготовилась писать.

– Найди-ка мне его. Этого... как там его? Котяева. Такие люди всегда нужны, а из органов его, скорее всего, выпрут.

– Хорошо. Его вызвать сюда?

– Нет. Назначь ему встречу в ресторане, в том самом. Я с ним побеседую.

Копейко вновь взял в руки газету. Усмехнулся:

– Насколько я знаю Алину, она не могла покончить жизнь самоубийством. Но меня эта версия вполне устраивает. Из роддома не звонили? Как там?

– Сказали: готовят.

– Как только повезут в операционную, вели подавать машину. А раз время еще есть... В приемной у меня народу много?

– Двое.

– Ну, давай. Зови.

И Копейко отложил газету в сторону, не забыл перевернуть ее статьей об Алине Вальман вниз. Это личное. Никто не должен знать, что он интересуется судьбой бывшей жены, а тем более какого-то Андрея Котяева. Это – личное.