Утро под Катовице-2 (СИ)

И вот опять я один, без карты, без жратвы и с грустью на сердце. Жаль Никитину, вряд ли она уцелеет с таким командиром. Из прибытков от всей этой весьма рискованной операции у меня остались только деньги с офицера, зажигалка, солдатская шинель, фонарик, да пара кусков мыла.

Направлялся я на запад. Теперь мне была известна судьба дивизии, и можно было возвращаться к своим, сказав, что смог выжить в бою и пробиться из окружения. Но если я выйду в гордом одиночестве, то это будет прямой путь в особый отдел для задушевных костедробительных бесед. Поэтому, возвращатся надо с подарком — пленным немецким офицером, а с таким живым багажом через Днепр переправиться будет практически невозможно. Поэтому я принял решение обойти Бобруйск с запада и выйти к нашим войскам, удерживающим плацдарм в районе Рогачева — Жлобина. К Могилеву идти бесполезно — там сейчас очень жарко и плотность войск высокая. А гомельское направление является второстепенным, поэтому шансов успешно перейти линию фронта там гораздо больше. Надеюсь, минимум недельку они ещё продержатся. Ну, а по пути прихвачу подарок, думаю, даже лейтенанта хватит, чтобы снять с меня большую часть подозрений. Топать пешком по болотам в такую даль желания у меня не было, поэтому ближайшая промежуточная задача — выйти в район Кличева, до которого по прямой на запад километров пятнадцать, там аккуратно, без шума захватить транспорт, на котором добраться до нужного мне участка фронта.

Казалось бы — пятнадцать километров совсем немного и преодолеть их можно часа за три. Однако, когда идешь по этому лесу, прямо идти не получается — постоянно попадающиеся на пути болота, протоки и буреломы заставляют отклоняться то в одну сторону, то в другую, возвращаться назад, кружить по лесу в поисках пригодного пути. Поэтому около восьми утра, будучи ещё довольно далеко от Кличева (более точно определиться с местоположением не было возможности за неимением карты) я нашел сухое место, съел последнюю остававшуюся у меня овощную консерву, постелил трофейную шинель и завалился спать. Проснувшись в полвторого, я вновь продолжил путь и вскоре вышел к околице небольшой деревеньки на десять дворов, со всех сторон окруженной болотами. Забравшись на дерево, я приступил к наблюдению с помощью бинокля и через час пришел к выводу, что здесь немцев нет, да и полицаи, похоже отсутствуют, во всяком случае вооруженных мужиков не видно. Несмотря на это, при свете дня я не стал туда соваться, а терпеливо дождался темноты и только потом приблизился к крайнему дому, вызвав неистовый лай дворового пса, который, впрочем, заглох, стоило только хозяйке — женщине лет сорока — выйти на крыльцо.

— Кто здесь? — громко спросила она в темноту, крепко сжимая в руках топор.

— Красноармеец, — ответил я, подойдя к забору.

— Чего надо? — неприветливо спросила хозяйка.

— Поесть бы чего.

— Нет ничего, иди отсюда, никто у нас тебе не подаст!

— Я могу заплатить.

— И чем же?

— Советскими рублями, немецкими марками.

— Ишь ты богатей нашелся! Не нужна мне твоя бумага! На обмен есть чего?

— Бритва есть, фонарик немецкий, мыло.

— Покажи мыло!

Я продемонстрировал нетронутый кусок немецкого мыла.

— Дам за него два хлеба, но их выпекать надо и фунт сала.

— Ещё бы картошки вареной и молока.

— Два фунта картошки и пол-литра козьего молока.

— Согласен.

— Давай мыло!

Я отдал ей стопроцентную предоплату и пустую фляжку под молоко, поле чего она вышла со двора, пояснив:

— У меня всего нет, сейчас принесу, — и направилась в сторону соседского дома.

Надеюсь, не обманет, а то придется убить. За кусок мыла.