Утро под Катовице. Книга 1

Этим весельем заинтересовались солдаты из других отделений и вскоре по всей казарме то тут, то там раздавался дружный смех красноармейцев. Такая реакция на вполне себе простенькую шутку меня несколько удивила, но я себе напомнил, что вокруг меня находятся люди, которые по менталитету существенно отличается от моих современников из двадцать первого века.

К ночи в казарме несколько потеплело благодаря натопленным плитам, но спать на деревянных нарах всё-равно было зябко и жёстко. Однако у каждого военнослужащего должна быть «твердость воли и привычка стойко переносить тяготы и лишения боевой службы» (Дисциплинарный устав РККА), поэтому я, ворочаясь и поёживаясь, стойко в лежачем положении перенес эту ночь и даже немного поспал.

Утром нас всё-таки покормили кашей, подогнав к казарме полевую кухню. После чего маршевый батальон в полном составе построили и поротно повели к железной дороге. На этот раз погрузка производилась не на вокзале, а с перрона грузовой станции, до которой мы дошли за десять минут. Нашему отделению снова досталось крайнее купе плацкартного вагона, где мы и расположились с максимальным удобством. В отличие от вчерашнего дня, сегодня мы следовали в составе воинского эшелона и главным плюсом этого на мой взгляд было трёхразовое горячее питание, которое разносили по вагонам в термосах. Сидя в теплом вагоне под спокойные разговоры на семейно-бытовые темы, было трудно представить, что, возможно, уже на следующий день я с товарищами окажусь посреди холодного карельского леса, где придется рвать жилы и проливать вражескую кровь, чтобы остаться в живых. Парни, по всей видимости, не представляли себе всех предстоящих трудностей и демонстрировали приподнятое настроение и уверенность в завтрашнем дне. Меня же мучили мрачные предчувствия и смертельная тоска.

— Что-то грустный ты какой-то, Андрей! — заметил Петренко моё, упавшее ниже плинтуса настроение.

— Да вот, вспомнил, что сегодня Новый Год, а ёлочка не наряжена, — грустно пошутил я а ответ.

— Ничего, скоро нас в финские леса направят, там ёлок навалом, вот и нарядим какую-нибудь! — беззаботно пообещал младший комвзвода, расслабленно развалившись напротив меня.

В половине восьмого вечера, когда за окнами вагона уже стояла ночная темень, которую разгонял только свет полной луны, висящей среди звёзд в ночном небе, поезд остановился на какой-то станции и командир взвода приказал подготовиться к выгрузке, после чего мы оделись, разобрали оружие и в таком виде сидели ещё минут пятнадцать до тех пор, когда, наконец, не раздалась команда:

— Взвод! Выгружаться по отделениям! У вагона строиться в колонну по четыре, головой к локомотиву!

Петренко немедленно продублировал:

— Отделение! По одному выгружаться! Ковалев первым! Строиться в колонну по четыре!

Услышав приказ, я подхватил винтовку и, выйдя в тамбур, соскочил на покрытую снегом землю. Здесь перрона не было, так что пришлось прыгать с высоты более метра. Отойдя метра на четыре, я скомандовал:

— Винтовку держать в руках, штык направить в сторону! Быстро отходить от вагона! — в этих условиях поранить штыком себя или соседа — раз плюнуть.

После того, как наше отделение выгрузилось, мы, почти по колено в снегу стояли на двадцатиградусном морозе ещё минут пятнадцать, дожидаясь, пока выгрузится весь личный состав маршевого батальона и будет проведена перекличка. Затем, основательно промёрзнув, наконец, куда-то двинулись организованным строем. Идти оказалось совсем недалеко, и вскоре нашу роту завели в полутемное помещение, которое, видимо, изначально было складом, а теперь использовалось в качестве временной казармы. Здесь не было ни кроватей, ни нар, вместо которых на пол были набросаны грязные матрасы из мешковины, набитые соломой. Подушки тоже отсутствовали, не говоря уже о роскоши вроде одеял или простыней. К достоинствам этого помещения можно было отнести лишь то, что здесь была плюсовая температура, да освещение, которое давала лишь единственная тусклая лампочка над входом. «Номер класса убожество минус десять звёзд», — по достоинству оценил я условия ночлега и оптимистично заметил сам себе: «Дальше будет только хуже!». Получив в распоряжение участок пола, мы составили к стене винтовки и легли на матрасы, не снимая шинелей и сапог, но так как мы все спали днём в поезде, да и сейчас ещё не было девяти часов, никто уставшим себя не чувствовал и спать желания не было. Кто-то, несмотря на то, что недавно был ужин, грыз кусок черного хлеба, кто-то негромко разговаривал. Мы же с Петренко лениво продолжили начатую ещё в поезде беседу о том куда нас занесло.

— По времени движения поезда, это может быть Ленинград или Петрозаводск, но, хотя я в местной географии не силен, названия станций, которые мы проезжали, скорее указывают на Карелию, — блеснул я дедукцией, лёжа на спине и закинув руки за голову.

— Ну да… Похоже… — не стал спорить коллега, — Получается, где-то между Ладогой и Онегой повоевать придётся.

— Получается так, — настала моя очередь соглашаться, — Знать бы ещё, как тут у них дела…