Визит к лавочнику оказался весьма успешным и уже через полчаса я нес к танку объёмистый мешок с продовольствием. Болеслава тоже несла относительно небольшую, но весьма ценную сумку, в которой была банка молотого кофе, чай, сахар, соль, перец, и — трудно поверить — три килограмма по моему заказу нарезанной и замаринованной в винном уксусе свинины для шашлыков! Закинув в танк добычу, за которую я отдал, не торгуясь, шестьдесят марок, я вновь уселся за рычаги и широко улыбнулся, предвкушая, как в скором времени налопаюсь истекающих жиром, тающих во рту шашлыков — а жизнь-то налаживается! Если ещё от визита к пани Ядвиге будет толк, то можно будет сказать, что несмотря на утренние и дневные проблемы, сутки прошли в целом удачно, с позитивным результатом. С этими мыслями, преисполненный оптимизма, я нажал на газ. Дальнейшее движение мною осуществлялось с применением прежнего алгоритма в режиме максимальной осторожности.
Доехав до Чарно за полчаса, я ещё долго искал место для парковки, отвечающее требованиям безопасности, потом полтора километра пришлось идти пешком до нужного дома под звуковое сопровождение в виде собачьего лая. Как бы то ни было, но за час до полуночи мы с девушкой остановились у аккуратного дощатого забора, за которым виднелась крытая соломой мазанка с темными окнами.
— Это здесь, — сказала Болеслава, глядя на дом, — но тебе туда нельзя, во дворе злой пёс, который только на мужчин кидается, а женщин не трогает.
— Ну тогда я подожду тебя здесь, особо не спеши, но часа в четыре нам уже нужно выехать.
— Я помню, — она взяла из моих рук корзину с продуктами, предназначенными для пани Ядвиги и вошла в незапертую калитку.
Около дома к ней подошёл крупный серый пёс, понюхал корзину, кивнул лохматой головой, угрожающе рыкнул в мою сторону и исчез в будке. Тем временем девушка постучала в дверь, которая через минуту открылась, и Болеслава, обменявшись парой фраз с хозяйкой дома, вошла. Я же, сев на землю под забором, приготовился к долгому ожиданию. Время тянулось медленно, а я все думал и думал о Болеславе, задавая себе вопросы, на которые не мог найти ответа. Какие чувства у меня к ней? При попытке найти ответ на этот, казалось бы, простой вопрос, передо мной вставали новые вопросы, требовавшие ответа. Я даже не мог сказать, есть ли у меня к ней сексуальное влечение. Да, организм однозначно реагировал на её близость, но ведь это только физиологическая реакция на молодого мужчины на красивую девушку. А вот на психоэмоциональном уровне хочу ли я её? Не знаю. Я ведь не зря тогда отбивался от её откровенных домогательств. После потери Катаржины я тщательно избегал долговременных отношений, которые стали отождествляться для меня с невыносимой болью от её утраты. Чего нет, того не потеряешь и страдать от потери не придется. А с Болеславой короткой интрижки не получится, именно понимание этого и заставило меня оттолкнуть её тогда. Тут до кучи ещё начавшаяся война, мои довольно туманные перспективы легализации в СССР… Да и вообще вопрос, насколько моя приязнь к Болеславе является симпатией именно к ней, а не воспроизведением моей любви к Катаржине? Вопросы, вопросы, вопросы на которые нет ответов, да и нужны ли они сейчас?
Поняв, что самокопание совершенно не помогает мне определиться в своих чувствах, я забросил это дело, постаравшись переключиться на свои ближайшие планы — прогнал перед мысленным взором карту окружающей местности, обдумал свои действия при возникновении проблемных ситуаций. Но вот, наконец, Болеслава вышла из дома, вследствие чего моё вынужденное безделье закончилось. Посмотрев на часы, я определил, что её не было около часа с четвертью, и у меня остаётся вполне достаточно времени для реализации планов, намеченных на текущую ночь. Когда девушка подошла, я заметил, что её настроение значительно улучшилось, взгляд стал ещё спокойнее, а ее движения кажутся несколько заторможенными по сравнению с тем, что я видел раньше. Ну вот и хорошо, буду надеяться, что эффект деревенской психотерапии будет длительным. Затем мы без приключений добрались до стоянки панцера и я взял направление на брод, до которого вскоре и добрался без всяких приключений. На берегу реки я залез на башню и, встав в полный рост, внимательно огляделся. Убедившись в пустынности обоих берегов, я срезал длинную ветвь прибрежного ивняка и сделал из неё двухметровый шест, очистив от листьев и мелких веток, затем разулся, снял с себя штаны и вошёл в холодную воду, ощупывая палкой дно реки.