Утро под Катовице. Книга 2

Закончив с подарками, мы выбросили полные мешки из ближайшего к лесу окна, потом вышли из дома на крыльцо, где я запер дверь на висячий замок, обнаруженный в прихожей и, пройдя через ворота, мы обошли дом, там нагрузились поклажей и углубились в лес. Пройдя пару сотен метров, я приметил удобное место для минирования и поставил три растяжки.

Лимонок у меня не было, а немецкие колотушки, к слову сказать, для минирования практически непригодны, так как их необходимо закреплять на высоте не менее трех метров, чтобы после разрыва удерживающей нити, при падении гранаты, мог воспламениться терочный запал, но при этом надо учитывать, что падение колотушки будет сразу видно, замедлитель горит долго (как его переделать я не знал, а разбираться времени не было), поэтому все потенциальные жертвы успеют разбежаться и залечь. Но мне в первую очередь был необходим сигнальный эффект, чтобы знать, что враг уже идет по следу. После установки растяжек я посыпал наши следы нюхательным табаком, найденным у одного из солдат и мы продолжили путь, но уже через полкилометра я решил сделать привал — уж очень тяжела поклажа.

Усевшись под елью и прислонившись к стволу, мы некоторое время устало молчали, но вскоре, отдышавшись, я спросил девушку:

— Расскажи, что с тобой произошло?

Ольга вопросительно посмотрела на меня:

— Ты о чём?

— Не может обычная девушка, вчерашняя школьница так спокойно резать людей. И ведь тебя нисколько не мутило, как будто ты уже убивала раньше.

— Это не люди… — она сделала паузу, собираясь с духом, и через минуту продолжила, — Когда началась война, батальон отца подняли по тревоге и больше я его не видела. А мама раньше работала медсестрой в детской поликлинике, но в конце июня её попросили перейти в госпиталь. Братика мы со знакомыми отправили к бабушке в Брянск, а я бежать отказалась, хоть мама и просила. Хотелось хоть что-то сделать для помощи нашей армии, да и я была уверена, что фашисты до Осиповичей не дойдут. Поэтому осталась здесь и работала в том же госпитале, что и мама, санитаркой без оформления и бесплатно. Раненых с каждым днем поступало всё больше, поэтому трудиться приходилось практически круглосуточно. Поэтому я и не боюсь вида крови и мертвых — насмотрелась там… А когда немцы взяли Минск, то стало ясно, что наши город не удержат… — она сделала короткую паузу, вытерла выступившие слёзы и продолжила, — Мы уезжали с последним санитарным эшелоном, когда бои шли уже на подступах к городу, поезд шел ночью, чтобы не попасть под бомбежку, но это не помогло… Мама сказала, чтобы я помогла бойцу, раненному в ногу, и мы с ним успели отойти от вагона… — Ольга стала говорить коротким фразами, бессвязно и делая паузы, — он закрыл меня свои телом… ревела всю ночь… утром хотела найти маму… надо было запоминать все родинки, это бы помогло… нашла руку тёти Светы, там колечко было такое… хоть бы пальчик найти… кусков много разных, но как узнать?… Там ведь много кто в белых халатах… день там провела… появились немцы… пешком вернулась в город, в нашу квартиру… два дня лежала и плакала… пришел Ваня… ещё в школе за мной бегал… Сказал… немцы ищут коммунистов, командиров… родственников тоже… Забрал к себе… было одиноко и страшно… он хотел… я думала будет легче… но когда поняла что не люблю, не могла оттолкнуть… он столько сделал… любит… наверное… идти некуда… а в груди всё-равно как огнем жжет… поняла, надо убить немца… думала, станет легче… уговорила Ваню… — глубоко вздохнув, девушка закончила свою нечленораздельную, но в целом понятную исповедь.

Н-да, а я-то, поначалу, думал что это Ваня инициатор охоты и позднее его получится завербовать. Но при таком раскладе это маловероятно. Жаль. Ну да ладно, придумаем что-нибудь. Отбросив в сторону размышления о военных планах, я спросил у Оленьки:

— Ну как, стало легче?

— Да, — девушка уверенно кивнула, — я была как в сером тумане с постоянной жгучей болью в душе, а сейчас всё прошло и я снова вижу, что небо голубое, листья зеленые и жить хочется, но это не потому, что немцев убила.

Оленька развернулась и сев верхом на мои вытянутые ноги, нежно заглянула мне в глаза и чувственно прошептав: «Это ты мне вернул жизнь!» — прильнула к моим губам. Я сперва ответил ей, но разум победил и после продолжительного поцелуя я смог оторвать девушку от себя:

— Надо идти милая, мы всё-таки на войне.

Она, разочарованно вздохнув, кивнула, и, поднявшись, закинула свой мешок на плечо.