Утро после «Happy End»

– Тужься, – кивнул Гиви Израилевич и впился своими огромными волосатыми руками мне в плечо. Я взвыла и тут же поняла, что все, еще секунда, и меня не станет. ТАКОЕ вытерпеть невозможно. Кара Господня настигла меня и накрыла с головой. Я начала проваливаться в обморок. Последней мыслью, посетившей мою дурную голову, была мысль, что если бы я вдруг, каким-то неведомым чудом выжила в этой страшной борьбе, я бы бегала и улыбалась всю оставшуюся жизнь. Мне было бы наплевать, какой мужчина рядом со мной, да и вообще есть ли он или нет. И на деньги мне было бы наплевать, и на все. Только бы жить, только бы кончилась эта невыносимая боль, которая, кажется, никогда не оставит меня, никогда-а-а-а-а-а-а!

– Вот и все! – раздался вдруг голос над головой. Я бы даже сказала, Глас с неба.

– Что? Что все? – прошептала я. Потом попыталась сосредоточиться и понять, на каком я, собственно, свете. Поскольку боль, словно по мановению волшебной палочки исчезла, я поняла, что все-таки умудрилась помереть. Мне было так хорошо, как может быть только в раю. Перед глазами светились какие-то яркие точки. Рай расплывался, как в тумане или под водой. Надо мной склонился какой-то белоснежный ангел, провел прохладной дланью по моему лбу и нежно сказал:

– Клофелину ей, десять миллиграмм. Давление скачет.

– Конечно, если тужиться лицом, так и заскачет. Тридцать два года, а как в детсаду, – ответил ангелу кто-то сварливым женским голосом.

– Вы кто? – растерянно спросила я. Если этот басовитый – бес, то почему он так похож на Гиви Израилевича? И кто эта пожилая дама в белом?

– Ку-ку, моя птичка. Приходи-ка в себя, мать, – образ беса начал проясняться. Значит, все-таки я еще здесь. На земле. А это – мой доктор с медсестрой. Тогда, почему мне не больно?

– А почему мне не больно? – молвила я и не узнала свой голос. Губы высохли и превратились в какие-то сухарики «кириешки». Шевелить ими было почти невозможно.

– А потому что ты родила. Между прочим, сына! – вдруг откуда-то из-за спины сообщила мне Динка.

– Дина! И ты здесь! – обрадовалась я.

– Ну, ты мать, даешь.

– Я? Я – мать? – оживилась я. От мысли, что то, ради чего мы все здесь собрались, свершилось, мне стало кардинально, существенно лучше.

– Ну-ка, лежать! Куда вскочила? – сердито остановил мой порыв врач. – Дайте этой даме ее творение!

– Это он? – я сфокусировала потрясенный взгляд на маленьком орущем комочке, лежащем на руках у медсестры. – Мой сын?

– Ну, не мой же! Возьмешь?

– Да! Да! – кивнула я и присела.

– Тебе еще послед рожать! – возмутился доктор. – Не скачи. Мы тебе его положим на живот.

– Хорошо, – кивнула я. И через несколько секунд мне на живот положили самое прекрасное, самое удивительное, чмокающее, сопящее красно-синее существо небесной красоты, от взгляда на которое мое сердце затрепетало, а слезы полились из глаз ручьем.

– Ну, вот. А я надеялась, что хоть после родов ты реветь перестанешь, – деланно огорчилась Динка. Я засмеялась, утирая слезы кулаком.

– Я это от счастья, – пояснила я.

– Я так и подумала, – кивнула она. Через некоторое время все процедуры были закончены, а я осталась одна с куском льда на животе и с сыночком, деловито дышащим рядом со мной в маленьком прозрачном корытце на колесиках. Роддом, в который меня притаранил таксист, оказался из тех, где детей размещают вместе с матерями. И это сделало меня окончательно счастливой. Потому что в эти минуты, часы после родов мне казалось, что в мое сердце проникает любовь. С каждым взглядом на сына, с каждым его вдохом вся моя пустая и никчемная до сих пор натура наполнялась любовью и счастьем, для которого не нужно ни условий, ни обоснований, ни основ. Любовью, которая существует сама по себе, которая приложена к каждому новорожденному ребенку, к каждой матери, и, как вдруг я поняла, к каждому цветку, каждой речке, каждому восходу солнца. Я почувствовала любовь. Любовь с большой буквы Л, которая, наверное, заставляет крутиться этот мир.

– Тебе надо поспать, – в бокс зашла Динка. – Я сейчас перевезу тебя в палату, а ребенка отвезу в детское отделение.

– Я не хочу с ним расставаться, – испугалась я.

– Не расстанешься. Через пару-тройку часов ему сделают все процедуры и окончательно переселят к тебе. Еще набегаешься. А пока ты сможешь немного отдохнуть.

– А ты? Ты где будешь? – собственнически спросила я.

– Я бы тоже отдохнула, если честно, – устало обронила она. Я посмотрела на нее повнимательнее и подметила темные круги под глазами.

– Да, конечно.

– Я поеду домой. Все равно в отделение меня не пустят. Там ты будешь лежать одна.

– Не одна, а с сыном! – гордо поправила я.

– Да, конечно, – вяло кивнула она. Было видно, что сил у нее не осталось ни на что, в отличие от меня. Странно, но у меня появилось чувство, что у меня сил хватит, чтобы перевернуть горы. Или накопать новые. Или прорыть траншею до канадской границы.