Утро после «Happy End»

На следующее утро мы приступили. Динка целыми днями шлялась где-то по городу, вела возбужденным голосом какие-то странные переговоры, где каждая фраза была закодирована и понять, о чем идет речь, невозможно. А я сидела и пугалась каждый раз, когда звонил телефон. Меня пугала мысль, что настанет момент, и мне придется снять трубку, потому что с той стороны кто-то неизвестный наберет-таки добавочный номер, мой добавочный номер, и мне придется ответить. И тогда я окажусь по уши замешана в историю с шантажом. Именно так, «история с шантажом», можно было назвать схему, придуманную Динулей. Если попытаться выразить в двух словах то, что она придумала, то в двух никак не получится. Если же слов дать побольше, то выйдет следующее: у Динки имелся компромат на финансовые схемы, используемые Петром Исмаиловичем для получения отката с подведомственного ему учреждения. Любезнейший доктор умудрялся отщипывать себе весьма ощутимый кусок медицинского пирога, вверенного ему наивными (в меру) учредителями. В основном он отщипывал кусок противоцеллюлитного пирога, где крутились большие наличные деньги, которые не всегда принимались на банковский счет, хотя касса регулярно выдавала чеки героиням этого апельсино-корочного фронта. Наличка эта уплывала в направлении фирм на вроде описанного выше ЭКОЛАЗА или АКШЕЛА, которые самым необъяснимым образом оказывали консалтинговые услуги в области медицины, хотя никакого разрешения от Минздрава и прочих госдепов не имели. Далее по липовым основаниям денежка обналичивалась, делилась между сторонами-участниками межрегионального договора (см. бухгалтера, самого Петра Исмаиловича и заместителя умалишенного гендиректора Акшела) и превращалась в дома на Волоколамском шоссе (ибо Рублевка все же была много, много дороже), путешествия в Турцию и шубы для степенных жен. Бизнес по-русски, причем в самом его банальном варианте.

– И мне бы никогда в голову не пришло так с ним поступить, но он не оставляет мне выбора. Почему ему можно безнаказанно мухлевать, а я должна дохнуть с голоду только потому, что паевой фонд, который, кстати, и ему приносил приятные дивиденды, лопнул. И вообще. К черту совесть, мне нужна нормальная работа.

– Но как ты потом остановишь эту цепную реакцию? Ведь если все вскроется, Петра Исмаиловича снимут, медцентр весь перетрясут с ног до головы, а тебя так никто и не восстановит в должности? – не понимала по началу я.

– А ты не боись, – утешила меня она. – Прорвемся. Слава Богу, еще есть на свете дружба.

– Дружба? Я-то тебе чем помогу? Кроме, естественно, этих телефонных игр.

– Слава Богу, есть еще на свете дружба с налоговыми инспекторами. Которые в состоянии докрутить одну простую плановую проверку до немыслимых пределов. И проявить честность, достойную лучших.

– То есть? – я была совершенно огорошена и ничего не понимала.

– То есть, когда приходят такого рода плановые проверки, все договариваются о суммах отката, который обычно составляет десять процентов от суммы претензий налогового инспектора. От того, чего он накопал. И потом все мирно расходятся. Но моя инспекторша только для меня и только в этот раз денег не возьмет. И будет упрямо говорить, что она честная, что у нее план, и что вообще ей страшно брать деньги с нового бухгалтера. Вдруг ее хотят подставить?

– А она так скажет?

– Не сомневайся. У меня есть на нее рычажок, – задумчиво кивнула Динка. После этого я передумала лезть в глубины Динкиного сознания и перестала расспрашивать о подробностях нашей акции. Я сильно подозревала, что все это незаконно и местами даже опасно. Но такова уж Динка Дудикова. Она никогда не ищет легких путей. Хотя, иногда ищет. Когда несет деньги в паевой фонд, чтобы они подрастали сами собой. Но в остальном Динуля – кремень. И будет лучше, чтобы я потом знала как можно меньше. Меньше знаешь – лучше спишь.

– Ты что, боишься? – она внимательно осмотрела мое усеянное сомнениями лицо.

– Ага, – не стала таиться я.

– Ну, если ты не можешь, я справлюсь и сама, но…

– Я могу.

– Имей в виду, что я в долгу не останусь. Если все получится…

– Ни слова об этом, – деловито кивнула я. – Один за всех и все за одного.

– Да, Д’Артаньян, – и мы пожали друг другу руки, чтобы в ближайшие недели трястись от страха, что все сорвется, погребя нас под руинами. Однако сначала ровным счетом ничего не происходило. Я гуляла с ребенком в обеденный перерыв (чтобы не оставлять мое рабочее место в рабочие часы), по вечерам включала еще один автоответчик, который просил перезвонить в будни с десяти до шести. Вот и все. В остальном моя жизнь ничем не отличалась от прежней. Только Динка носилась по городу, как сумасшедшая. Но вот однажды обычный звонок, на который я не отвечаю вдруг помедлил, задумался да и перекинулся на второй аппарат. Я онемела и почувствовала легкий паралич. С трудом нашла глазами своего ребенка и убедилась в том, что он мирно играет и в данный момент, кажется, не планирует истошно орать. Тогда я страшным усилием воли дотащила свою руку до аппарата и подняла трубку.