Утро снайпера

Сережа положил на стол бумажку, которую во время рассказа держал в руках, быстро расстегнул брюки, приспустил трусы и, приподняв рубашку, показал всем обнаженный пах, поросший редкими волосами. Над крохотными яичками торчал его напрягшийся белый девятисантиметровый член, толщиной с палец. На овальной розовой головке была вытатуирована буква Е.

Среди всеобщего молчания Сережа дрожащей рукой поднял свою рюмку с водкой и проговорил:

— Светлая память Вам, Николай Федорович Ермилов…

Поездка за город

— Вот по этой проселочной, — Степченко показал сигаретой в темноту.

Шофер кивнул, вывернул руль и, мягко урча, «волга» закачалась на ухабах. Фары высветили дорогу: подсохшая глина, ободранные кусты и редкий березовый лес вокруг.

— Тут места хорошие, грибные, — тихо проговорил Степченко. — Лес редковат, а места что надо. Белых много… Не бывал здесь раньше? — он повернулся к Виктору.

— Нет, не приходилось.

— А я частенько. Как август, сентябрь — так сюда. В августе белые. Белые обалденные. И других грибов много, но белые — с ума сойти!

— Много? — спросил шофер, не отрываясь от дороги.

— За день ведро спокойно наберешь… правей, Петь, правей. Там низина… вот… а в сентябре — опята. Правда, не здесь, а подальше немного. Пройти отсюда километра два.

— А мы прошлый год по Ильинке ездили, — проговорил Виктор. — В начале октября. Опята почти сошли тогда, но ничего, ведра два набрали…

Степченко рассмеялся:

— Сразу видно, Витек, — не грибник ты! Два ведра опят! Да их машинами собирать нужно! Брезент постелил в лесу и носи охапками.

— Точно, — пробормотал шофер, огибая низину с мутно-коричневой водой. — Мы, бывало, как поедем, так по два мешка набьем опят. Жена всю неделю перерабатывает.

Степченко докурил, бросил окурок в окно:

— Петь, вон возле тех березок остановимся…

Шофер подъехал к березам и заглушил мотор.

— Ну, вот и приехали, — Степченко вылез из машины, закинув руки за голову, потянулся. — Оооо… тишина-то какая…

Виктор тоже вылез и осмотрелся.

Кругом стоял ночной лес.

Виктор потрогал влажные листья молодой березы:

— А тут один березняк в основном?

— Да, — Степченко захлопнул дверцу, посмотрел на светящийся циферблат. — Полодиннадцатого. Нормально. Как раз вовремя…

Шофер откинул переднее сиденье назад, снял пиджак и, кряхтя, растянулся.

— Подремешь, Петь? — Степченко заглянул в кабину.

— Подремлю.

— Ну, давай, — Степченко выпрямился, хлопнул Виктора по плечу. — А мы пойдем потихоньку.

— Счастливо, — пробормотал шофер, устраиваясь поудобнее.

— Пошли, Витек. Там вон тропиночка.

Виктор шагнул за ним в темноту.

Под ногами зашелестела трава, захрустели сучья, влажные листья скользнули по лицу Виктора.

Степченко вынул сигареты, закурил:

— Я тут позапрошлым летом лося встретил. Идем с приятелем, а он поперек нам чешет. Здоровый, черт!

— Большой?

— Здоровый. Они, вообще-то, щас измельчали что-то, а этот — бык здоровый.

— Я под Брянском был когда, тоже видел. Правда, лосиху. И кабанов видели. Мы на уток ездили. Утром пошли, а кабан в бурте колхозном роется. Они только картошку убрали, поздняя осень.

— А он, значит, жрет ее? Здорово!

— Нас увидел, повернулся. А потом, как паровоз — деру. И сопит, прям, как танк.

— Ну, они мощные звери. Особенно осенью. Жирные. Я троих угрохал…

Переступили через поваленное дерево, вышли на более широкую тропку.

— А мне вот не приходилось, — проговорил Виктор, вглядываясь в сырую тьму поредевшего леса. — Тогда вроде и пуль-то не было. И стрелять по нему не хотелось…

— Да, с ними поосторожней надо. Если бить — так уж бить. А то один знакомый нулевкой решил по секачу пальнуть. Ранил, а тот за ним. Хорошо, друг выручил — добил пулей. А то б кишки выпустил.

— Да…

Лес кончился, по бокам дороги всплыли одинокие кусты. Слабый ветер шевелил их.

— Ну вот, — Степченко бросил сигарету. — Почти пришли.

— Действительно близко…

— А ты как думал. Я ж говорил — десять минут ходьбы…

Дорога пошла через поле.

Впереди показались серые коробки домов, мелькнул свет и послышалась музыка.

— Слышишь, раскочегариваются? — усмехнулся Степченко.

— Слышу.

— У них это на краю поселка, так что удобно… Дорогу назад найдешь?

— Найду. Здесь вроде недалеко…

— Ну, и порядок, — Степченко сплюнул. — Иди, я следом за тобой.

Виктор кивнул и пошел дальше.

Вскоре свет стал поярче — показалась вереница уличных фонарей, музыка заиграла громче, дома приблизились и обступили Виктора.

Он прошел по улице до крайнего дома и стал медленно обходить его. Музыка загремела, голос певца стал жестким, отчетливей зазвенели тарелки. Виктор обогнул дом и сразу оказался перед танцплощадкой: лучи двух прожекторов протянулись над прыгающей толпой, скрестились на музыкантах.

Танцплощадка была покрыта потрескавшимся асфальтом. Поломанный забор огораживал ее. Вместо сцены в дальнем углу забора лежали сдвинутые вместе бетонные плиты, из размозженных торцов которых торчала гнутая арматура.