Утром деньги, вечером пуля

Нюра оглядывала подведомственную котлетную и ее многочисленных клиентов, как капитан пиратского корабля оглядывает свой бриг и его разношерстную команду в предвкушении надвигающегося шторма. Нюра была не только буфетчицей, но в то же время финансовым директором «Полянки» и службой безопасности и со всеми этими обязанностями справлялась блестяще.

– А ну, мотай отсюда! – беззлобно рявкнула Нюра, когда к прилавку подошел плюгавый мужичонка в изжеванной кепке неопределенного цвета, которую в народе называют «плевок алкаша». – Ты мне еще с позапрошлого вторника сорок два рубля должен.

– Ну, Нюрочка, – мужичонка заглядывал ей в глаза преданным собачьим взглядом, – ну, Нюрочка, ты же меня знаешь – я всегда!.. Если у меня временные трудности, так это ничего… это пройдет, и непременно настанет светлое будущее!

– Именно, что я тебя знаю как облупленного! И если у тебя что и есть постоянное – так это временные трудности. Так что не надейся – в долг я тебе и двадцати грамм не налью!

Тут Нюра краем глаза заметила назревающий за одним из столиков скандал и проговорила вроде бы не очень громко, но чрезвычайно доходчиво:

– Эй, Клешня! Если не сбавишь обороты, я тебя лично выкину за пределы заведения, вместе со всеми твоими дружками! Ты меня знаешь, у меня рука тяжелая!

Клешня, мрачный сутулый мужик с искусственной рукой, повернулся к стойке и миролюбиво проговорил:

– Нюрочка, мы ничего! Это мы просто за отечественный футбол переживаем!

– Сбавьте обороты или будете на улице переживать! – строго предупредила его Нюра и повернулась к дяде Васе:

– Кого я вижу! Никак Василий Макарович! Вам грамм сто пятьдесят для начала и селедочки?

– Нет, Нюра, ты же знаешь, я не употребляю, – посуровел Куликов. – При моей работе это никак нельзя!

– Так вы же вроде как теперь свободный человек, на пенсию вышли?

– Эх, Нюра! – вздохнул дядя Вася. – Если бы на ту пенсию можно было прожить… Я к тебе вообще-то по делу…

– По какому такому делу? – Нюра насторожилась. – Вы же знаете, Василий Макарович, при моей работе…

– Ты, Нюра, слышала, что директора зоомагазина на Двенадцатой линии убили?

– Ну, уши есть, чего не услышишь! – ответила Нюра уклончиво.

– А что, никто из твоих соколиков об этом не трепался? – Куликов выразительно оглядел контингент котлетной.

– Да этих соколиков слушать – себе дороже! – отмахнулась Нюра. – Я как считаю: меньше разговоров – больше выручка!

Вдруг тот женский голос, который доносился из подсобного помещения, жизнерадостно грянул:

– Мой адрес – не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз!..

– О, чего это? – прислушался дядя Вася с интересом. – Это радио у тебя? Так вроде же эту песню ансамбль пел вокально-инструментальный, а тут одна женщина старается…

– Да это не радио! – развеселилась Нюра. – Это я себе подругу завела голосистую! Эй, подруга, швартуйся к нам!

Тут же пение прервалось, и из подсобки вылетел большой зеленый попугай с ярко-желтым пятном на лбу. Сделав круг почета над стойкой, попугай приземлился к Нюре на плечо.

– Вот, Василий Макарович, моя подруга, – представила Нюра. – Очень у нее репертуар для нашей котлетной подходящий!

– Желтолобый амазон! – задумчиво проговорил дядя Вася. – Подруга, говоришь? А зовут ее как? Не Люка, случайно?

– Я ее Эдитой Станиславовной зову, – сообщила Нюра. – А что? Никак вы с ней знакомы?

– Лично не знакомы, не встречались. Только расскажи мне, Нюра, откуда у тебя такая подруга завелась? Дело в том, что она, вполне возможно, свидетельницей проходит по серьезному делу.

– По серьезному? – переспросила Нюра, поскучнев.

– Серьезнее не бывает, – кивнул дядя Вася. – По тому самому убийству, про которое я тебя спрашивал. Зоомагазин на Двенадцатой, где директора замочили…

– Ах он, скотина! – Нюра насупилась. – Так и знала, что втянет меня в неприятности! Но уж больно мне подруга эта понравилась! – Буфетчица почесала попугаиху под крылом.

– Так, теперь, пожалуйста, медленно и подробно, – попросил Василий Макарович. – Кто конкретно скотина, о чем вы с ним говорили и как к тебе попала эта вокалистка.

И Нюра рассказала Василию Макаровичу, что буквально на днях к ней в котлетную зашел Гена Прыщ.

– Никчемный мужичонка, – добавила буфетчица, – одно слово – Прыщ! Дрянь-человек…

Прыщ вошел в «Застой», прижимая к груди нечто, завернутое в клетчатый шерстяной платок, подошел к стойке и потребовал двести грамм и два бутерброда с полукопченой колбасой.

– Никак разбогател? – осведомилась Нюра подозрительно.

Понять ее подозрения было несложно – Гена платил ей неаккуратно и норовил выпить на халяву. Но на этот раз он гордо продемонстрировал буфетчице туго набитый кошелек, заплатил за свой заказ и даже угостил кое-кого из завсегдатаев котлетной.

Нюра выдала ему заказ, и в это время из его клетчатого свертка донесся жалобный голос:

– Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю, ничего никому не скажу!

– Что там у тебя – радио? – удивилась Нюра.

– Да вот, попугай в форточку залетел! – Прыщ развернул платок и показал буфетчице яркую птицу. – Хочешь – продам? Недорого возьму!