Уцененный принц (СИ)

— Похоже, ты, Ритара, права! — подтвердил Ронгвальд. Мы с ним в одной палатке месяц прожили, в лагере, на каникулах, перед выпускным классом в школе, так он там умудрялся в пижаму каждый вечер переодеваться! Мама, говорит, велела! Жара, духота, а он в пижаме, я из-за него, прости, Рита, в трусах спал, снять постеснялся. А все остальные ребята — нагишом, жарко же! Так что маменькин сынок на 100 %, еще, когда познакомить просил, сказал, что его маме ты очень понравилась. Только это тайна! Давай я с Эви переговорю, что хотел бы, что бы тебя пригласили на Эллане побыть, хорошо?

— Спасибо, Рон!

Ронгвальд вернулся к Эвелине, беседующей с кузеном Эдгаром, и что-то ей сказал. Эвелина усмехнулась.

— Эд, тебе везет! Девушка сама не хочет ехать на Парану! Сейчас переговорю с дядей и тетей, пусть пригласят на праздники к нам, они и с твоим отцом, Рон, переговорят, так приличнее будет. А ты, Эд, проси разрешения у Рона!

— О чем это она? — недоуменно спросил Ронгвальд, — какое разрешение тебе нужно?

— За Ритарой ухаживать! Я знаю о Джеймсе, только он слишком долго тянет с предложением. Попытаюсь отбить девушку!

— Интересно, меня самого никогда Джеймс в качестве шурина не привлекал, как уже сказал — слишком не самостоятелен, нерешителен и зависит от чужого мнения. А сейчас в моих глазах это основные недостатки! Так что ухаживай. Разрешаю.

Пригласили на ужин. Все обратили внимание, что рядом с императором усадили Габриэля. Тому было очень неловко, мало того, что все пялятся, как на диковинку, так еще не вполне выученный этикет, ошибиться страшно! После ужина Эвелина пригласила Габриэля в свои покои и приказала принести несколько блюд, оставшихся от ужина и велела есть, сколько влезет. Ронгвальд понял, что Габриэль почти ничего не съел за ужином в зале — и остался голодным. Так что ужин был ему весьма кстати. Наследник Обена быстро смолотил почти все, что было на тарелках, и сконфуженно произнес:

— Простите, не спросил, может кто еще голоден?!

— Успокойся, все хорошо поели за ужином, в нас же во всех застольный этикет вбивали с пеленок, а ты парадно накрытый стол два месяца назад увидел — успокоила его Эвелина.

— Так уж и вбивали! Кто будет в принцев и принцесс что-то вбивать?

— Вбивали, вбивали! Родителям можно было! — прокомментировал только что вошедший Эдгар, — пока меня отец не забрал от матери, просто вбивали, и сладкого за ошибки лишали, и по рукам били, если с вилкой ошибался, хорошо бабушки просто шлепали, мамаша розгой, или линейкой била! Это тетя Сабрина, как-то умела без наказаний все объяснять, а родственницы в свое время поиздевались, дед как запись увидел, так и вышиб их, жену в монастырь на шесть месяцев, а мамашу с бабкой в имение, на год. Я потом долго боялся, что меня обратно матери отдадут, пока Эльриан императором не стал и всю семейку Боннебьен не прижал к ногтю, а мамашу свою в монастырь, навечно.

— Свою мать? За что?

— За дело. За то, что подбивала его уничтожить. Ладно, это наши дела, семейные, захотите — расскажу. Эвелина не помнит, младенцем была, а мне уже пятый год шел, я тот день, когда Эльриан чуть не погиб во время экзамена выпускного в академии хорошо запомнил. Их атаковал один псих из эскорта, должен был с другими пилотами безопасность обеспечивать, а сам напал. А у Эльриана авионик безоружный, ответить нечем! Они с Джанни, с напарником сели чудом, их обоих сразу в госпиталь отправили, а мне дядя перед полетом обещал дать в авионике посидеть после полета, я все ждал, так и запомнил. Все боялся, что он погиб, а меня обратно родне по матери отдадут, совсем забыл, что я тогда императором становлюсь и никто меня в провинцию не отправит. Да и дядю я любил, переживал за него. Так что Иоанну за дело в монастыре заточили. Вот так.

— Насыщенные у вас у всех детство и молодость были, — задумчиво произнес Габриэль, — я-то просто в приюте жил, переживание одно — почему меня не разрешают усыновить, желающие были, им других отдавали, а меня нет, да еще настоятельница терроризировала, я ее до ужаса боялся! Наказывала за малейшую провинность. А вот как есть правильно, не обучила, видимо, побоялась выдать. Слава Богу, а то, представьте, сидеть больно, и руками распухшими есть невозможно! Зато я теперь знаю, чего боюсь больше выступления на саммите Унии! Торжественного обеда!