Утверждение христианства на Руси

Идеология восточных славян эпохи общинного строя проявилась в языческих культах. Древнерусское язычество было миропониманием тогдашнего общества и стремилось на свой манер разъяснить окружающий мир. Пантеизм языческой идеологии составлял первую, еще очень наивную натурфилософию древних славян. Каждый мифологический персонаж олицетворял определенную силу природы: Дажбог — небо, Хорс — солнце, Перун — молнию, Стрибог — ветер, Сварог — огонь и т. д. Древнеславянская космогония стремилась разъяснить основные силы природы, хорошо известные нашим предкам благодаря их трудовой и жизненной деятельности [550; 551].

Перечисленные креатуры так или иначе имели отношение к производству, поскольку олицетворяли природные силы, с которыми человек взаимодействовал в процессе труда, от которых в большей или меньшей степени зависело благосостояние общества. До так называемой неолитической революции, когда существовали только присваивающие формы хозяйства (охота, рыболовство, собирательство), человек расселил богов преимущественно в лесу, камне, водоемах. Переход к воспроизводящим формам хозяйства (земледелию) коренным образом изменил ситуацию. Теперь результаты деятельности человека зависели от метеорологических явлений. Небо давало животворный дождь и оплодотворяющий ветер, но оно могло побить посевы градом, поразить их засухой, уничтожить несвоевременным морозом. Поэтому и боги земледельческих племен переселились на небо.

Однако язычество, если рассматривать его как онтологическую систему, не в состоянии было подняться до монистического взгляда на мир. Оно предлагало хаос и дезорганизацию самого пантеона, в котором многочисленные персонажи, наделенные человеческим нравом и индивидуальным характером, демонстрировали безграничное своеволие и прихоти. Энтропия такой системы решительно противостояла структурности государственной организации.

Христианское единобожие впервые дало нашим предкам идею монистической Вселенной, в которой необъятное количество и разнообразие конкретных проявлений бытия связаны единой первопричиной. Так процесс неуклонной абстрагизации получил свое завершение. Уже сама по себе идея единой причины объективного мира представляла огромное достижение философской мысли независимо от конкретных интерпретаций и чисто практических выводов. Другое дело, что эта первопричина или первооснова мыслилась как духовная сущность, а потому христианская онтология (базирующаяся на неоплатонизме, гностицизме и других системах позднеантичной философии) имела последовательно идеалистический характер. Однако, как отмечалось, иной альтернативы в то время нельзя было ждать: первые законченные материалистические системы появились только в XVIII в. В более раннее время имеем лишь материалистические элементы в сложных и, как правило, противоречивых системах (”линия Демокрита” в античной философии, отдельные интерпретации номинализма в средневековой схоластике). Такого рода ростки материализма, перекрытые извне христианской оболочкой, прослеживаются и в Киевской Руси (Клим Смолятич).

Язычество угнетало человеческую душу, воспитывало страх перед силами природы. Христианство освободило человека от этого страха. Д. С. Лихачев писал: ”Страх перед стихийными силами природы, типичный для язычества, в основном, прошел. Появилось осознание того, что природа дружественна человеку, что она служит ему” [355а, с.7].

Христианская диалектика, активно использованная древнерусскими философами и публицистами, стала базой для многочисленных (иногда очень интересных) построений. Это, в свою очередь, послужило залогом быстрого прогресса в сфере творческой жизни, обеспечив расцвет древнерусской культуры.

Положительная роль христианства в области культурного развития Древнерусского государства неоднократно отмечалась в литературе. Утверждая активную роль христианства в развитии письменности, литературы, знаний, искусства, архитектуры и т. д., некоторые авторы, однако, переходят границу, за которой начинается искажение исторического процесса. Согласно их мнению, только благодаря христианству Русь получила все это в готовом виде из Византии как переосмысленное наследие античной цивилизации. Особенно грешила этим дореволюционная наука, однако и в советской литературе порой встречаются неосторожные формулировки [47].